Обычные приключения «олимпийца» Михаила Енохина - [21]

— Коротка, — посочувствовал Женька.

— Дуб! Тут и двуручной пилой не управиться! — расстроился Михаил, и «мореплаватели» сели на «чертеж», размышляя, что же такое предпринять умное.

— Я знаю,— вскочили Мошкины и куда-то унеслись. Вернулись они с тележкой.

— Где взяли? — нахмурился Михаил.

— Наша тележка,—рассердились Мошкины. — Домашняя.

— Куда повезем? — засуетился Женька.

— В порт, — ответили Мошкины. — Там лесопильная мастерская. И пила должна быть. Циркулярная.

Борис и компания, как всегда подглядывающие за врагами, страшно поразились, завидев пень, который дружно везли куда-то на тележке ребята.

— Опять что-то задумали, — с завистью сказал Борис.

Пень был срочно доставлен в лесопильную мастерскую, где, как правильно подозревали Мошкины, обязательно должна была быть циркулярная пила. Она была! Она с воем перегрызала толстые бревна! Она разбрасывала опилки, сверкая быстрыми зубьями!

Борис, Молчун и Хихикало, взобравшись на дерево, продолжали наблюдение. Мишкина команда о чем-то просила человека в спецовке, заведовавшего пилой. За шумом пилы не было слышно голосов. Человек отмахнулся и снова принялся за работу. Но мальчишки не отставали, они подкатили свой чурбан поближе и сели на него. Человек оглянулся. Они жалобно глядели на него. Он застеснялся и отвернулся, чтобы их не видеть. Они тут же встали, перекатили чурбан на другое место и снова оказались на виду. Человек, опять отвернувшись, мрачно продолжал распиливать бревна, выползающие на помост по конвейеру.

Вот он распилил очередное бревно и машинально протянул руку за новым. Вместо бревна по конвейеру поднялся дубовый чурбан. Человек выключил рубильник, наступила тишина. Он строго взглянул на мальчишек внизу. Теперь они отвернулись.

Снова взвыла пила, и они заулыбались.

— Доконали все-таки, — невольно улыбнулся и Борис.

Когда мальчишки положили две дубовые доски транца на тележку и весело замахали руками, прощаясь с человеком в спецовке, Борис сказал:

— Доски какие-то выточили. А зачем? — И сам себе ответил: — Для шлюпки, конечно.

Хихикало деланно поморщился. Молчун кивнул.

И это было не единственным, что поразило их воображение в последние дни. Компания Бориса забросила свои прежние занятия, все время только и следила за Михаилом и его друзьями. Следила и завидовала, боясь признаться в этом друг другу. Они видели издали, как Михаил обучает мальчишек плести канаты, читает им вслух какие-то толстые, наверняка морские, книги, что-то объясняет, чертит палочкой на песке.

А сама шлюпка! Она становилась все новей и новей, она как будто молодела прямо на завистливых глазах: новенькая корма, новенькие сиденья, днище покрашено красным свинцовым суриком, а уключины, оттертые наждаком, чуть ли не вспыхивали, будто никелированные!.. А Мишкина команда то и дело наведывалась на «кладбище» шаланд и шлюпок и, придирчиво выбирая, отдирала всякие нужные детали от списанных посудин.

«Себе, что ли, баркас отгрохать?» — не раз мелькала у Бориса увлекательная мысль, но он чувствовал, что не сладит с таким сложным делом. «Знаний мало», — честно признавался он сам себе.

К тому же — это его совсем доконало! — Мишкина команда подружилась с бывалым капитаном портового буксира. Это был тот самый капитан, который помог Михаилу с Женькой доставить шлюпку на заброшенный пляж. Он уже дважды приходил на ребячью «верфь», придирчиво осматривал ял и подсказывал что-то, наверное, очень умное. А он, Борис, перед которым дрожала не одна приморская улочка, должен был глядеть на все это издали, прячась со своими бездарными дружками, вместо того, чтобы самому сооружать взаправдашнюю шлюпку и водить знакомство с капитаном буксира.

«Почему у меня отец не капитан? — задавал себе Борис вопрос, который, вероятно, задают себе сотни тысяч мальчишек земного шара. — Вон у Женьки отец — капитан. А они себе еще и второго капитана завели! Ну, пусть у меня отец не капитан, — размышлял Борис,— но кто мешает капитанам со мной водиться? Неужели я хуже какого-то Мишки?! Я тоже могу подзубрить какие-нибудь нужные книжки и выучить морское дело назубок. Запросто! Стоит только захотеть!»

Но хотеть-то он хотел, желания было много, а толку... Дни пролетали в какой-то пустоте, а дальше желания дело не шло. Все оставалось на своих местах, и все оставались при своем: Михаил, Женька и Мошкины — при шлюпке, а Борис, Хихикало и Молчун — где-нибудь за валунами или забором, откуда удобно следить. Вот хотя бы вчера! Что они увидели?

Капитан буксира опять пришел на ребячью «верфь», поговорил с мальчишками, и они разделились — Женька с Мошкиными побежали куда-то в город, а Михаил с капитаном зашагали к порту. Борис хотел было послать своих дружков за Женькой и близнецами, а сам отправиться за капитаном и Михаилом. Но дружки воспротивились: за капитаном и Михаилом следить было гораздо заманчивей. Надавал бы им Борис за своевольство, да боялся упустить Михаила.

— Попомню, — он показал Молчуну и Хихикало два кулака — каждому по одному — и заторопился к порту.

Капитан с Михаилом остановились у «яхт-клуба». Это был списанный по старости пароход, с яркими спортивными флагами, пришвартованный к гулкому железному причалу на бетонных сваях. С борта парохода свисали автомобильные скаты, чтобы он не бился корпусом о причал. Возле причала, на берегу, в эллинге за зеленым штакетником стояли большие, «взрослые» яхты и маленькие, «детские» швертботы. Борису было давно известно, что у этих швертботов с обрубленными носом и кормой звучное название «Оптимист». Класс такой, спортивный. А слово «оптимист», как объяснил когда-то Борису один знаток, переводится на русский язык так: «Веселый и смелый человек». Удачно назвали, на такой скорлупке, не намного длиннее обычной ванны, могли отчаяться выйти в море, конечно же, только веселые и смелые люди. Таковых в городе еще не было. «Яхт-клуб» всего лишь с месяц назад получил несколько детских швертботов. Собирались открыть пионерскую секцию, но объявление пока не вывешивали. Борис пытался разведать, что и как И ему четко сказали: будут брать только «сознательных», отличников (и то не всех!) и, главное, — ПЛАВАТЬ разрешат только тем, кто на «отлично» станет учиться в секции (снова — не всем!). Да и случится это разве что на следующее лето (значит — не сразу!), а в этот год, может, начнут пока лишь занятия по теории.