Обычная злая сказка - [94]

Но, к её сожалению, всё, что происходило сейчас на небольшом лугу без названия у тихого городка, единственной достопримечательностью которого была близость к большому торговому тракту, не являлось сном. Люди падали и умирали на самом деле. Девушка загоняла вглубь сознания ужас от того, что происходит вокруг неё, и продолжала вести бой. Не потому, что от их победы или поражения зависела судьба королевства, а лишь по той причине, что от исхода сражения зависела жизнь одного-единственного человека. И если она сдастся, позволит себя изрубить на куски, Литари никогда не сможет обрести то, в чём ей навсегда отказано. Нормальную жизнь. А она… она не получит своего шанса умереть по-настоящему. И за это также стоило сражаться.

Это было странное ощущение. Ощущение крови, заливающей тебя с ног до головы, власти над людьми, отчаянно пытающимися противостоять тебе и всё-таки погибающими под ударами твоего меча. Их было много, но на её стороне было одно неоспоримое преимущество: она не уставала, не слабела от ран и, не прикладывая особых усилий, прорубала кольчуги, нанося смертельные удары. Люди не противники жрице, даже молодой и неопытной. Вот только почему-то хочется кричать от ужаса, глядя на разрубленные едва ли не пополам тела и воющих от боли раненых, лишившихся под ударами твоего меча конечностей. Это страшно, но даже остановиться, просто замереть на месте ты не в состоянии: что-то гонит тебя вперёд, заставляя нападать и защищаться, и уже не хочется знать, почему именно ты не позволяешь себе прекратить это, ради чего гибнут люди, и ты пьянеешь от запаха свежей крови, заливающей твои руки до плеч. И это гораздо лучше – не думать. Тогда остаются лишь инстинкты, и ничто, кроме вбитых на десятках тренировок движений, тебя не интересует. Так спокойнее, хотя всё равно страшно.

Сражение закончилось как-то незаметно. Просто в одно мгновение Снеара поняла, что на неё никто не нападает, и всё. Жрица опустила мечи и позволила себе оглядеться по сторонам. С огромным трудом ей удалось сдержаться и не броситься бежать всё равно куда – только бы подальше от раскинувшегося на летнем лугу филиала преисподней. Картина поля боя до боли напоминала то, что она видела в Глосаше. Но если там повсюду лежали только мёртвые тела, то здесь всё было гораздо хуже. Живые и мёртвые смешались в какую-то чудовищную кучу, где было невозможно определить, кто перед тобой – друг или враг, и жив ли этот кто-то или уже умер от ран. Всюду была кровь, превращавшая истоптанную землю в грязь, и над всем этим ужасом стоял жуткий многоголосый крик боли. Девушка почувствовала, как от всего увиденного у неё кружится голова, хотелось бросить оружие и просто зажать уши руками, чтобы не слышать этого кошмарного воя, но сделать это было никак нельзя.

Как нельзя было использовать свой излюбленный приём – отключить все эмоции. Ей ещё предстояло вместе с Синалой помочь раненым, и времени на то, чтобы падать в обморок, как нервной девственнице в припортовом борделе, у неё не оставалось. Снеара глубоко вздохнула, стараясь не обращать внимания на пропитавший всё вокруг запах крови и распоротых внутренностей, сунула клинки в ножны, краем сознания отметив, что позже их нужно будет почистить. Но это могло сейчас подождать, а вот умирающие люди – вряд ли.

Жрица криво усмехнулась, обнаружив, что, едва она вспомнила о своих обязанностях, головокружение прошло, как по волшебству, и с горькой иронией констатировала, что железный организм меча богини явно не приспособлен к таким изыскам, как обмороки от нервного потрясения, а все неприятные ощущения – это не более чем последствия жуткой усталости. Ещё никогда она так сильно не выкладывалась в бою – ну если не считать встречи с излишне любопытной тварью в Северном лесу и охотником на жриц на торговом тракте, которые тоже, кстати, привели к потере сознания.

Девушка зашагала через поле боя к палаткам, куда сносили раненых, едко комментируя про себя свою поразительную способность нагнетать обстановку и драматизировать ситуацию, видимо оставшуюся ещё с тех времён, когда она была человеком, и теперь иногда проявляющуюся по старой памяти совершенно не ко времени. Это позволяло не обращать внимания на то, что происходило вокруг неё, давая возможность хоть немного контролировать ужас от мысли, что и она сама приложила руку к созданию этого кошмара.

Снеаре понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, как она ошибалась, считая поле боя самым страшным своим кошмаром. Лазарет оказался гораздо хуже. Стоны и крики раненых в замкнутом пространстве палаток звучали уже совсем жутко, запах крови и боли сводил с ума, а требовалось ещё осматривать пострадавших, накладывать швы и повязки. Но самым невыносимым было находиться среди смертельно раненых. Их следовало как можно скорее исцелять силой богини, но жриц, способных на это, было всего две, а людей, нуждающихся в помощи, гораздо больше. Девушка не сомневалась, что навсегда запомнит крики и мольбы о помощи. Солдаты из последних сил протягивали к ним руки и умирали потому, что целительницы просто физически не успевали до них добраться. Всё-таки любое лечение, даже божественное, требовало времени, а у этих несчастных как раз его и не было.