Громада рыцаря втиснулась между домами, шлем высился прямо надо мной.
- Я хочу тебе добра, - гулко прозвучал его голос.
- Да?! - весело удивился я.
- Позволь убить тебя, так будет лучше.
- Кому?
- Клянусь, умереть для тебя намного лучше, чем жить!
- А я клянусь, что больше не стану выходить в темноте на улицу, так что можешь больше не беспокоиться! - и я ушел в комнату. Оксана уже зябко свернулась калачиком. "Если просунет руку в окно, - испугался я, - может схватить ее!". Но замелькали голубые блики от телевизора в окне напротив, издалека донесся треск мотоцикла - всадник исчез.
* * *
И как нарочно, Оксана на следующий день позвонила мне на работу:
- Юра, я сегодня, наверное, задержусь. Ты меня не встретишь?
- Оксана... Оксана, милая, постарайся приехать засветло. Пожалуйста, я тебя очень прошу. Хорошо?
- Ну, не знаю... Я постараюсь.
* * *
Постараюсь, постараюсь. Вечером я весь издергался, на улице медленно смеркалось, а ее все не было. Не находя себе места, я метался по квартире, а она не шла и не шла. Где же она? Когда придет? Куда пропала?
Зазвонил телефон.
- Алло?
- Алло, это ты? - ее голос! - Не надо меня ждать, я сегодня не приду. Ты знаешь, наверно, я больше вообще не приду...
- К-как?
- Я встретила другого человека... Прости.
- Оксана!
Но трубка уже коротко попискивала. Как же так? Только что ждал, и вдруг "больше не приду"? Уже некого больше ждать? Ее больше не будет? В грудь словно налили кипяток, всего меня наполнила странная, не телесная, а душевная боль. Страшная, непереносимая боль, против которой нет лекарства. И не было смысла эту боль терпеть...
Все застыло в моих глазах, и лишь ритмично подрагивал пол под ногами.
Я снял тапочки, одел ботинки и вышел на улицу.
Всадник несся широкой рысью, четкий силуэт мрака среди домов, и мелькали в окнах багряные блики от плаща. Царапнула шпора высокий тополь дерево надломилось и бесшумно рухнуло на тротуар, опустилось копыто и с полным безразличием расплющило, чей-то "запорожец". Ничего не замечали замершие прохожие, а всадник несся, сотрясая все вокруг, опустив ::опье к самой земле.
Я ждал посреди улицы. Не было отваги, не было решимости, просто хотелось избавиться от тупой невыносимой боли, погасить пожар, поселившийся в сердце.
Вот и копье.
Удар.
И я почувствовал, как холод наполняет мою грудь, как остывает тело, успокаивается и очищается разум, как кровавая боль стекает назад, прочь, и развевается за плечами алым плащом. Мое сознание хладно и спокойно, легко копье, послушен конь. Жестко, словно броневая плита, подрагивает под копытами земля. Застыли люди в проплывающих мимо окнах, как игрушечные поблескивают внизу машины. Мне легко, хорошо и спокойно.
Я скакал по улицам, избавившись от бессмысленной суеты, повернул вдоль трамвайных путей, увидел странно знакомый голубой "жигуленок" посреди улицы, недавно погибшую женщину, какого-то паренька чуть немного дальше. Вгляделся - и узнал его. Себя. Того недавнего себя, который стремился домой, полный своего малявочного счастья. И понял, что через несколько дней на него обрушится боль, по сравнению с которой все остальное - мелочь. Мне стало его жаль. Мне захотелось облегчить его участь.
И я опустил копье, нацелив острие в сердце.