Объявляется посадка на рейс... - [7]

— Мальчик и девочка. Я перед отъездом узнавал их фамилию, хотел с ними познакомиться. И, по-моему, видел их в аэропорту, даже общался с девчушкой.

— Мы обязательно выплатим страховку родственникам Маховиковых, — продолжал директор, — остались родители и жены, и мужа. Однако, как ни крути, «Атлант» — все же коммерческая организация, а не благотворительный фонд. Мы должны попытаться возместить свои потери. Пойми меня правильно, в этом нет ничего предосудительного.

— А я разве сказал, что есть? — удивился Андрей. Накануне он от всех переживаний выпил, сейчас начал мучить похмельный синдром, хотелось пить, и разговор утомлял его. — Абсолютно ничего зазорного. Это элементарный бизнес. Сам думал, как тут половчей выкрутиться.

— Вот и я толкую об этом. Хорошо, что наши точки зрения совпадают. Поэтому очень прошу тебя заняться по горячим следам расследованием обстоятельств катастрофы.

— Здрасьте. А какой навар мы с этого будем иметь?

— Нужно выяснить, кому мы должны предъявить финансовые претензии — непосредственно авиакомпании или службам, которые не обеспечили безопасность полета. Согласен?

— Насчет финансовых претензий я, честно говоря, сильно сомневаюсь. Никаких договоров у нас с ними нет и в помине. С какой такой сырости они вдруг станут с нами расплачиваться! Тоже ведь умеют считать деньги.

— Их могут обязать.

— Кто?

— Правительство, например.

— Чье? Наше?

— Может, турецкое.

— Леш, не смеши меня. Ладно, там видно будет.

Главное, я сам хочу разобраться с гибелью этого «Боинга». «Пепел Клааса стучит в мое сердце».

— Не врублюсь, что ты сказал.

— Не я, а один парень, Тиль Уленшпигель, носил у сердца мешочек с пеплом отца, сожженного инквизицией. Чтобы боль гнева не утихла до тех пор, пока не будет совершено возмездие.

Зная характер своего сотрудника, директор понял, что уж если обычно ироничный Корешков заговорил столь высокопарным стилем, значит, на душе у него скребут кошки. Лучше не продолжать разговор, иначе Андрей сильно разнервничается. Алексей Степанович попрощался, а вскоре позвонил опять:

— Только что мне звонили из ФСБ. Усиленно разыскивают тебя.

— Ну, ясный перец. У меня же был билет на этот рейс, а я не полетел. Естественно, меня числят в подозреваемых.

— Я им дал твои телефоны: и домашний, и мобильный.

— Да бога ради. Мне бояться нечего.

Изабелла Хартвуд впервые оказалась в Москве, и ей здесь понравилось с первых минут. Как истая урбанистка, бог знает в каком поколении, она всегда любила большие и шумные города. Сегодня ее встретила машина английского посольства. От предложенных услуг ФСБ она благоразумно отказалась, понимая, что их машина напичкана магнитофонами, любой разговор там записывается, а постоянно контролировать себя, находиться в напряжении — тяжеловато.

Сначала Изабеллу ненадолго завезли в посольскую гостиницу, где накормили обедом. В номере она успела только разложить вещи и переодеться. К четырем часам нужно было ехать на прием к какому-то высокопоставленному чину в ФСБ.

В его кабинете Изабелла появилась в точно назначенное время. Встав из-за стола, ей навстречу шел статный светловолосый мужчина с пронзительно голубыми глазами. Внешностью он напоминал голливудскую кинозвезду, только лицо гораздо умнее. Изабеллу пленило то, что у эфэсбэшника был бойкий английский. Поэтому можно было общаться без переводчика.

Хозяин кабинета был в штатском костюме, оказался майором, его звали Александр Николаевич. Поскольку Хартвуд еще из Лондона просила узнать, что собой представляет человек, получивший в кассе перед отправлением билет на рейс 3035, но в результате не полетевший, майор с этого и начал:

— Андрей Всеволодович Корешков, 1972 года рождения («Мой ровесник», — подумала Изабелла). Отец был журналистом, мать работала на телевидении. Они погибли, когда сыну было тринадцать лет, в автомобильной катастрофе. Причем оба были заядлыми альпинистами, совершили на Северном Кавказе очередное восхождение какой-то сложной категории, а на обратном пути, уже подъезжая к Грозному, погибли. Корешкова воспитывали две бабушки. Одна из них, Елизавета Львовна Корешкова, прежде занимала крупный пост в Министерстве геологии, она вдова ответственного партийного работника. Сам Андрей Всеволодович с отличием окончил факультет журналистики Института международных отношений. О его деятельности после окончания института ничего сообщить не могу — это закрытая информация.

— Даже от вас?

— Нет, от вас, — с едва уловимой улыбкой ответил Александр Николаевич.

— Каково его семейное положение? Иногда семейные неурядицы могут толкнуть…

— Он не женат.

— Разведен?

— Никогда не был женат.

— Странно.

— Что ж тут странного? — удивился майор. — Не всем людям удается повстречать свою любовь. Поэтому многие остаются одинокими.

— Может, вы тоже не женаты? — спросила Хартвуд, надеясь услышать приятный для женщины ответ.

— Нет, я женат.

— Рада, что вы встретили свою любовь. Скажите, этот Корешков — сотрудник спецслужб?

— Раньше был. В настоящее время — уже нет. Сейчас он работает в сугубо гражданской организации — страховой компании «Атлант», и, кстати, этим рейсом летела семья из четырех человек, застрахованная именно в этой компании.