Обузданные тучи - [7]

Так и сегодня — очень тонкие, но крепкие пальцы Бориса Александровича наигрывали прекрасную мелодию. Песня была бодрая, величественная — не песня, а радостный гимн.

Разве мог Горный сегодня не сыграть? Ведь капризная бездна неба принимала, наконец, в свои объятия необычное творение человеческой мысли — летающую станцию дождя…

В очертаниях воздушного корабля, в плоскостях его приборов осуществлялись стремления, мечты многих человеческих поколений — управлять атмосферными осадками.

Станция дождя, блестяще выдержав экзамен перед Всесоюзной приемной комиссией, впервые приступала к практической работе.

Между тем, на другом конце страны, в наполненном влагой крае, начинала работу и вторая станция, построенная по такому же образцу. Она должна была поставлять первой станции влагу.

Ломались законы стихий. Люди в шлемах с перерезанными молнией каплями выходили обуздывать облака. И облака, уступая солнцу мрачные сырые дали, покорно шли к истомленным засухой полям, чтобы осыпать их бриллиантовыми дождями.

На столе Горного лежал судовой журнал станции, и на первой странице его уже гордо стояла запись:

«Сегодня в седьмом часу утра „Победитель“ прибыл на место стоянки. Делаем разведывательные наблюдения…

Ждем норд-ост, с которым вторая станция должна передать эшелон облаков. Экипаж и приборы в состоянии отличной боевой готовности!»

Хорошее настроение начальника сказывалось и в его песне. Звуки раздавались стуком дождевых капель, смеялись веселой перекличкой птиц. В песне была радость близкой победы.

И лицо Горного было радостным, как эти звуки. Глубокие синие глаза под стрелкой черных густых бровей смотрели уверенно и вдохновенно. Седина, как белый лед над роскошью горных долин, еще больше оттеняла молодость глаз. В тридцать три года она говорила не о старости, а лишь о колоссальном напряжении мысли.

На миг Горный поднял глаза вверх: там на стене висел портрет молодой женщины. Она улыбалась кончиками насмешливых губ под раскрытым куполом парашюта.

Это был портрет его умершей жены, погибшей давно, во время взрыва на стратоплане. На мгновение в глазах Горного мелькнула печаль. Будь жива его Катя, верная жена и подруга, как бы радовалась она рождению этой станции! — Нотка грусти вплелась в радостные звуки.

Вдруг в гармонию врезался какой-то шорох. Его сразу уловило чуткое ухо Горного.

Он оглянулся и улыбнулся. Черепаха, которую они с Маком привезли из разведки вместе с золотоволосой девочкой. Услышав звуки сонара, она вылезла из своего уголка на подоконнике и замерла, наклонив головку набок. Казалось, она заслушалась музыкой.

Горный перестал играть и тронул ее пальцем. Он любил животных. Дженни даже не пошевелилась — видно, привыкла к людям.

Кто-то постучал в дверь, и в кабинет Горного вбежали Мак и Галинка.

— Вот и папа! — сказал Мак. — Знаешь, Галинка беспокоится, как попасть домой.

— Я очень рад, что ты здорова, — сказал Горный, — а остальное чепуха. Мы сейчас прибудем на стоянку, ты увидишь, что это совсем близко от вашего колхоза. Знаешь аэродром, где останавливаются воздушные поезда?

— О, да это совсем близко, — обрадовалась Галинка. — Автобусом к нам оттуда — десять минут.

Девочка вдруг увидела свою Дженни у сонара и засмеялась:

— Она, наверное, мешала вам играть?

— Твоя Дженни очень симпатичная, — отметил Горный, — и неплохо воспитана.

Галинка улыбнулась:

— Понимаете, мой дед играет… Он играет на флейте. Это он приучил Дженни к музыке. И она, как услышит музыку, выползает ее слушать. Такая забавная!

Горный ласково дернул Галинку за локон. Золотое колечко раскрутилось и снова сомкнулось на его пальце.

— Ах ты, кудрявая! — сказал он. — Знаешь что? Подружитесь с моим Маком. Он у нас тут на станции скучает без детского общества. А в лагерь не хочет ехать, пока мы не развернем работу, ему хочется увидеть дожди. Ты познакомь моего Мака с товарищами. Он хороший парень! Немного насмешливый, но это ничего. Правда?.. Ты не смотри, что он такой здоровый. Он тоже умеет шалить.

— А мне можно будет… приходить к вам в гости? — спросила Галинка.

— Конечно, конечно, — сказал Горный, — Мак, ты бы показал Галинке станцию.

Горный нажал кнопку: в открытую дверь кабинета стремглав вбежала Рая. Она вся сияла.

— Он едет, Борис Александрович!.. Получили радиотелеграмму.

— Прекрасно, — сказал Горный, бережно закрывая сонар. — Теперь я буду спокоен за нашу разведку.

— Я тоже рада, — подтвердила Рая. — Хотя, по правде говоря, он довольно противный старик. Я хорошо помню, как мы, еще молодые аспиранты нашего института, добивались встречи с ним, но из него и слова было не выцарапать. Такой уж хранитель секретов!

— Да, — засмеялся Горный. — Ролинский ужасно не любил делиться своим опытом. Но все же он большой ученый. Много ценного в природе дождевых капель открыл именно он. Большая ошибка Ролинского заключалась лишь в том, что он представлял себе искусственный дождь делом отдаленного будущего и делом только его научных методов. Мы же казались ему наивными фантастами…

— Мы скоро спустимся, — тихо заметил Галинке Мак. — Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Галинка вышла вместе с Маком из кабинета.