Общество мертвых поэтов - [29]

Не обратив на него ровным счетом никакого внимания, Чарли начал обход. На полу рядом с дверью стоял скромных размеров голубой чемоданчик. На постели лежало несколько книг, некоторые из них весьма и весьма потрепанные. Пройдя к столу, Чарли взял в руки рамку с фотографией прелестной девушки лет двадцати на вид.

– Ничего себе! Вы только поглядите! – присвистнул он.

Неподалеку лежало неоконченное письмо. Схватив его, Далтон зачел вслух:

– «Моя дорогая Джессика! Порою без тебя настолько одиноко…» Бла-бла-бла… «Все, чем я могу отвлечь себя – это рассматривать твой прекрасный портрет или, закрыв глаза, представлять себе твою ослепительную улыбку. Но картина, которую рисует мое воображение, – лишь жалкое подобие того, какова ты на самом деле. О, как я тоскую по тебе, как желаю, чтобы…» – он так увлекся, что не слышал, как скрипнула дверь. Остальные тут же отскочили от Чарльза, который осекся, увидев словесника прямо за своей спиной.

– О, мистер Китинг! Какое счастье! – выпалил он.

Сохраняя спокойствие, Китинг приблизился, взял у Далтона из рук письмо и, согнув, убрал в карман.

– Женщина – это святыня, молодые люди. Молитесь на нее всякий раз, как вам представится шанс, – произнес он и, подойдя к столу, открыл ящичек и спрятал в него сложенный лист. – Еще с чем-нибудь хотели бы ознакомиться, мистер Далтон?

– Мне очень жаль, сэр, – извинился Чарли. – На самом деле я… Мы…

Он огляделся, ища помощи у товарищей. Вперед выступил Нил.

– О капитан, мой капитан! На самом деле мы пришли сюда, чтобы я мог с вами кое о чем поговорить.

– Что ж, – произнес Китинг, окинув взглядом учеников. – Всех ли вас это сюда привело?

– Сказать по правде, я предпочел бы побеседовать с вами наедине, – обернувшись на приятелей, пробормотал Перри. От мысли о том, что можно будет незаметно исчезнуть, на лице Чарльза и остальных мелькнуло облегчение.

– Мне за уроки пора, – вставил Питтс.

– И нам, – подхватили другие. – До свидания, мистер Китинг!

Они поспешили ретироваться, прикрыв за собой дверь.

– Заходите, не стесняйтесь! – бросил им вслед Китинг.

– Спасибо, сэр! – донеслось из коридора.

– Ты чертов дурень, Нуванда! – уже снаружи хлопнул Далтона по плечу Питтс.

– Ничего не мог с собой поделать, – скривился тот.

Нил расхаживал по комнате, озираясь по сторонам. Джон Китинг улыбнулся себе под нос.

– Хм. Скромную комнатку они вам отвели! – произнес юноша.

– Может, чтобы мирские помыслы не отвлекали от высокого? – криво усмехнулся учитель.

– Зачем вы вообще этим занимаетесь? – вдруг спросил Нил. – Ну, всей той ловлей мгновений и прочим? Я бы, глядя на вас, скорее подумал, что вам захочется мир повидать – или что-то в этом духе.

– Но я этим и занимаюсь – гляжу на мир! Мир новый и неизведанный. Да и кроме того, такое заведение, как это, нуждается по крайней мере в одном преподавателе вроде меня! – и он рассмеялся над собственной шуткой. – Но ты ведь не о преподавании поговорить пришел, верно?

Нил сделал глубокий вдох.

– Отец заставляет меня отказаться от роли в спектакле в Хенли-холле. Когда я вспоминаю про «Carpe diem!», чувствую себя словно в тюрьме! Театр для меня – все. Это именно то, чем я хочу заниматься. Я понимаю отца: да, мы не богаты, как семья Чарли, но… Но он распланировал за меня всю мою жизнь и ни разу не спросил, чего хочу я!

– А ты говорил отцу об этом? – спросил учитель. – Что мечтаешь о театре? Все, что мне рассказываешь?

– Вы смеетесь? Он убьет меня!

– То есть ты и перед ним играешь? – мягко заметил Китинг, глядя, как нервно расхаживает из угла в угол молодой человек. – Я знаю, это кажется невозможным, но тебе необходимо поговорить с отцом. Дай ему знать, какой ты на самом деле.

– Я знаю, что он скажет: «Театр – твоя блажь! Непотребство! Выбрось это из головы для своего же собственного блага!» Станет твердить, как они с матерью на меня рассчитывают…

– Что ж, – произнес старший, присаживаясь на кровать. – Убеди! Докажи, что для тебя театр – действительно не прихоть. Прояви всю свою страстную приверженность делу и покажи, что именно им ты хочешь заниматься. К тому времени тебе исполнится восемнадцать, и если не выйдет, то по крайней мере будешь волен делать, что хочешь.

– Восемнадцать! А как же спектакль? Премьера завтра вечером!

– Надо поговорить с отцом до завтра, – настойчиво повторил Китинг.

– А другого пути нет? – умоляюще произнес Перри.

– Нет, если ты хочешь остаться верен самому себе.

Долгое время никто из них не говорил ни слова.

– Благодарю вас, мистер Китинг, – наконец выдавил Ник. – Придется мне принять решение.

Пока Перри беседовал с учителем, Чарли, Нокс, Питтс, Тодд и Кэмерон отправились в пещеру. Падал снег, укрывая землю мягким белым ковром, который словно бы защищал ее от порывов ледяного ветра, воющего в долине.

Под озаренными светом свечи сводами они разбрелись, и каждый погрузился в свои мысли. О начале заседания никто и не стремился объявить. Далтон наигрывал на саксофоне грустную, протяжную мелодию. Забившись в угол, Нокс бормотал себе под нос, воодушевленно сочиняя стихотворение о Крис. Обособившись, Тодд тоже что-то писал. Кэмерон погрузился в учебу, а Питтс выцарапывал на стене цитату из книги.