Общественное мнение и толпа - [57]

VIII

Возвращаясь к практической анархической секте, следует заметить, что если она нова и не имеет прошлого – то только в своей современной форме; в самом деле, даже при поверхностном взгляде, брошенном на ее прежние формы, мы увидим, что она очень древнего происхождения. Апокалиптическая греза о всемирном разрушении для вящего блага Вселенной не нова под солнцем. Всем еврейским пророкам являлось это видение. После взятия Иерусалима и разрушения храма, в 70 г. нашей эры, в Римской империи возникло немало разных апокалиптических сказаний, еврейских и христианских, которые все сходились в предсказании полного и внезапного разрушения установленного порядка на земле и на небе; они видели в этом необходимую прелюдию к торжественному воскресению. В эпоху разрушения – извержения Везувия или великого землетрясения – самая обычная вещь встретить эту мысль о конце мира и последнем суде, как ни противоречит она мизонеизму древних народов. Таким образом, нынешние динамитчики только возрождают кошмар тысячелетий. Разница лишь в том, что иерусалимские фанатики желали всеобщего разрушения вследствие грехов человечества и несоблюдения законов; они были убеждены на основании непогрешимых книг, что за этим разрушением настанет эра благоденствия, обещанная самим Богом. Они точно указывали подробности этого царства Мессии. А наши анархисты, когда их спрашивают о том, что они установят на место разрушенного до основания общества, или совсем ничего не отвечают, или неопределенно говорят о возрождении доброго естественного закона. Они не указывают нам священных книг, где можно было бы прочесть возвещение, сделанное им их Мессией, возвещение об его же не поддающемся выражению царстве. Далее не нравственное зло, а исключительно зло экономическое и материальное, от которого страдают люди, побудило их к их ужасному отрицанию.

Более непосредственные родственные узы соединяют анархистов с цареубийцами нынешнего столетия и прошлых веков, несмотря на внешнее различие побудительных мотивов, которые во втором случае имеют политический, а в первом – социальный характер. Если бы изобретатели адских машин, направленных против первого консула, Луи-Филиппа, Наполеона III, знали динамит, то, несомненно, это вещество выбрали бы они для своих покушений, как это сделали политические противники президента Венесуэлы, которые 2 апреля 1872 г. во время междоусобной войны пытались взорвать динамитом его дворец, но благодаря какому-то чуду не осуществили этого. Впрочем, благодаря всеобщей подаче голосов цареубийство в настоящее время является только пережитком прошлого.

Таковы преступления сект. Существуют и преступления толп, имеющие с ними не одну общую черту. Таковы массовые сожжения монастырей в эпоху Реформации, замков – в эпоху революции. Благодаря этим толпам поджигателей, среди белого дня срывавшимся с цепи, также как благодаря нашим динамитчикам, рассеянным во мраке, вспыхнула ненависть к правящим классам, а затем благодаря привычке – безумная и тщеславная ярость разрушения. За этими шайками также стояли софисты, которые должны были догматизировать их преступления, как за всяким деспотом стоит, по словам Мишле, юрист для оправдания его насилий. Пожары, как и взрывы, будучи собственно преступлениями, не грязнили пальцев, освобождали убийцу от необходимости видеть кровь своих жертв, слышать их раздирающие душу крики. И ничто так хорошо не примиряет с самой дикой жестокостью самую утонченную чувствительность нервов.

Это сравнение показывает, до какой степени преступная секта может быть еще ужаснее, чем преступная толпа. Но, с другой стороны, очевидно также, что репрессия имеет гораздо больше силы над первой, чем над второй. Опасность секты, составляющая в то же время ее силу, заключается в беспрерывном прогрессе ее путей. Системы фитилей и зажигания вначале были неудовлетворительны; их не замедлили заменить новыми, более совершенными. Явилась разрывная бомба, которая была адским изобретением гения.

Другая опасность сект заключается в том, что их состав не вербуется, как это бывает с толпами, исключительно из людей более или менее сходных между собою по своим природным инстинктам или по воспитанию; они собирают и дают работу разным категориям самых несходных между собою лиц. Люди сходные образуют собрание, но люди, дополняющие друг друга, образуют товарищеский союз; а для того чтобы дополнять друг друга, необходимо различаться. Qui se ressemble s’assemble – эта истина особенно верна по отношению к сектам. Существует не один, а много типов якобинца, нигилиста, анархиста. Лионские анархисты 1882 г. поразили Берара разнообразием своего состава. «Мистики, мечтатели, наивные невежды, преступники против естественного права… на одной скамье; рабочие, прочитавшие много, не понимавшие прочитанного, составившие самую странную амальгаму из всех доктрин; настоящие дикие звери, прекраснейшим образцом которых является Равашоль; наконец, царящий над всеми ими честный отпрыск самой чистой аристократии…» Мы уже не говорим о настоящих безумцах, входивших в состав этой группы. Таковы практики сектантских преступлений; теоретики их, резко отличающиеся от практиков и нередко искренно отвергающие их, – не менее многочисленны и разнообразны. Велико расстояние между угрюмым возвышенным гением, который кует против капитала правдоподобные теоремы, трибуном, который, подобно Лассалю, бросает их, как зажигательные бомбы, и журналистом, который пускает их в обращение, применяет их и чеканит из них мелкую фальшивую монету