Обряд перехода - [7]

Мне совершенно не понравилось, что эти девчонки, поглядев на меня, потом наклонились друг к дружке и стали шептаться и хихикать, и будь я более уверена в себе, я бросила бы им вызов. Но пока я притворилась, что ничего не замечаю.

После первого урока трое ребят ушли, остался только Джимми Дентремонт. Я тоже, поскольку в моем расписании значился и второй урок в классе. Джимми пристально меня разглядывал, и это мне не нравилось. Я совершенно не знала, что сказать. Впрочем, многие люди глазели на нас, тыкали в нас пальцами и даже подсматривали за нами с той минуты, как мы переехали в Гео-Куод.

Нашу мебель перевезли в субботу утром — то, что мы хотели взять с собой, а мы с Папой прибыли в полдень, захватив, что полегче. У меня были четыре коробки, заполненные шкатулочками, одеждой и всякими мелочами. Еще там была спасенная мною старинная губная гармошка — примерно восьми дюймов в длину, с латунными торцами и дырочками для пальцев. Она нашлась, когда мы разбирали какую-то старую Папину коробку. Папа отложил ее в свою кучу «на выброс», но я ее оттуда сразу же забрала. Иногда я совсем не понимаю своего отца.

Коробки прибыли в мою новую комнату. Она была просторней старой, и еще тут было гораздо больше книжных полок, чему я очень обрадовалась. Не люблю, когда книги свалены в кучу из-за отсутствия места. Мне нравится, когда они стоят аккуратно и ими удобно пользоваться.

Я смотрела на коробки, набираясь решимости разом их разобрать, а пока что взялась за губную гармошку — почему-то захотелось посмотреть, какие звуки я смогу из нее извлечь. Три минуты — ровно столько прошло спокойно, а потом раздался звонок в дверь.

Первыми были соседи. Они ввалились целой толпой.

— О, мистер Хаверо! Это так волнующе, узнать, что вы здесь, в нашем коридоре, мы надеемся, вам здесь понравится, как и нам… И мы иногда собираемся вместе, знаете, на вечеринку, имейте это в виду… О! А это ваша дочь? Как она мила, как восхитительна, мистер Хаверо, я не шучу, поверьте, и вы знаете, мистер Хаверо, есть несколько вопросов, которые я намеревался обсудить с нашим представителем в Совете, но теперь, когда вы здесь, ну, я с таким же успехом могу сказать это прямо вам, ха-ха, так сказать, на самый верх…

Потом пошли просто любопытствующие и просители, множество просителей. От соседей их отличало то, что меня они старались умаслить так же, как и Папу. Соседи обрабатывали только Папу.

Уж не знаю, почему так, но обычно приятнее встречаться как раз с теми людьми, у которых хватает ума и такта остаться в таких случаях дома и никого не беспокоить. Но соотношение в количестве тех и других — грустная и, наверное, неразрешимая проблема.

Через несколько минут Папа отступил в свой кабинет, и жаждущие с ним поговорить целиком заполнили гостиную. В новой квартире было два крыла, и между ними гостиная — как начинка в сэндвиче. В одном крыле находились две спальни, ванная и кухня со столовой, в другом — комнаты отца и его кабинет. К дальней стене кабинета примыкала еще одна, меньшая квартирка. Со временем там предполагалось устроить комнату ожидания или приемную для посетителей, но она была еще не готова.

Некоторое время я наблюдала за публикой, потом протолкалась сквозь толпу и ушла в спальню. Оттуда я позвонила Мэри Карпантье.

— Хелло, Миа, — сказала она. — Посмотришь на тебя по видику, и кажется, что ты еще дома.

— А я и есть дома. Еще не переехала.

— О, — произнесла Мэри, и лицо у нее вытянулось. Должно быть, она настроилась на звонок с большого расстояния.

— Ха, — сказала я, — не волнуйся. Шутка! Я переехала.

От этих слов лицо Мэри снова просветлело, и мы немного поболтали. Я рассказала ей о назойливых людях, захвативших нашу гостиную, и мы как сумасшедшие смеялись над воображаемыми поручениями, которые мы им придумывали. И еще мы вновь поклялись, что будем верными подругами на веки вечные.

Поговорив с Мэри, я вышла в холл — и вдруг увидела выходящего из моей спальни грузного мужчину. Я точно знала, что раньше с ним не встречалась никогда.

— Что вы тут делаете? — спросила я.

Прежде чем ответить, он на мгновение сунул голову в соседнюю комнату. Любопытствую, — сказал он. — Как и ты.

— Я не любопытствую, — возразила я спокойно. — Я здесь живу.

Он понял, какую совершил ошибку, ничего не ответил, покраснел и поспешно шмыгнул мимо. И с тех пор так бывало частенько.

Но вернемся в класс.

Пристально глядя мне в лицо, Джимми Дентремонт спросил:

— А что у тебя с глазом?

Я вообще не считаю нужным отвечать на наводящие вопросы. Но даже без того у меня не было ни малейшего намерения рассказывать первому встречному мальчишке, «что у меня с глазом».

— Тебе сколько лет? — спросила я ровным голосом.

— Зачем тебе?

— Если ты и в самом деле такой маленький, каким кажешься, то не пристало тебе ни о чем меня спрашивать. Детям полагается вести себя так, чтобы их видели, но не слышали.

— Да ну, — сказал Джимми, — я постарше тебя. У меня день рождения 8 ноября 2185 года.

Если он не врал, значит, он действительно был меня старше на три недели.

— Откуда ты знаешь, сколько мне лет? — спросила я.

— Поинтересовался, когда узнал, что вы сюда приезжаете, — откровенно признался он.