Обрученные Венецией - [30]

– Ваша милость, я, бесспорно, соглашусь с вами, – ответил на это Адриано. – Однако без действий в направлении этого дела я не смогу узнать о его целесообразности или бессмысленности. Я должен, по меньшей мере, два раза встретиться с Брандини для того, чтобы прояснить данную ситуацию. Все, что мне нужно на данный момент от вас – это ваше согласие.

– Полагаю, нам необходимо проголосовать по этому вопросу. Если, разумеется, сенатор, вы уверены в том, что имеете возможность потратить время и деньги на вещи, которые могут оказаться бесполезными в дальнейшем.

При последних словах советника Адриано почтительно склонил голову и произнес:

– Я сделаю все, Ваша милость, чтобы как можно скорее оповестить вас о раздобытой мною информации.

Большой сенат положительным результатом голосования предоставил Адриано шанс доказать свою верность государству и одновременно преданность своих миланских приятелей. Впрочем, в последнем сенатор Фоскарини и сам не был уверен, но удостовериться он может только в том случае, если пойдет на контакт с любезнейшими миланцами. А для этого ему вновь надобно будет отправиться к синьору Брандини.

Время от времени Каролина подходила к окну и смотрела на равнинные поля их имения, которые через четыре мили открывались в скалистом побережье Средиземного моря. Несмотря на то, что промчался еще целый месяц, все же ей не давали покоя услышанные на свадьбе Изольды обрывки фраз из беседы двух мужчин. И пусть у герцога давно существовало убеждение, что женщины всегда что-то путают, а в политике так и подавно, все же Каролина интуитивно предчувствовала, что беспокоится не напрасно: ее не покидало ощущение, что этот разговор коим-то образом касался Генуи.

Однако все эти предположения беспомощно таяли перед возникающим образом синьора, вызвавшего тогда в ней бурю эмоций и страха. Его силуэт в ее сознании оставался тенью, скрытой ночным мраком, но ей казалось, что она чувствует его присутствие сквозь неведомые ее сердцу ощущения трепета и восторга. И что удивляло ее: когда она окуналась в эти чувства, по девичьему телу проходила непонятная и не поддающаяся объяснениям дрожь. Но эти ощущения в ее воспоминаниях, сочетавших в себе сладкое наитие страха, интриги и восхищения, заставляли сердце трепетать от непонятного волнения.

Так она проводила у окна немало времени – выходить на улицу ей запрещалось, пока она испытывала на себе очередное наказание строгого отца за неповиновение его воле. Порой ее мучащееся в заточении сердце одолевало желание сбежать из дома хотя бы на час, чтобы прогуляться по берегу моря. Но сейчас она невероятно боялась испытать на себе гнев отца, – того и гляди, он отправит ее в монастырь на исправление. Об этом говорила матушка: следующая выходка будет дорого стоить синьорине. К тому же совсем скоро состоится бал-маскарад в Милане, который взял на себя смелость организовать синьор Брандини. Раут проводился с благотворительной целью, а вырученные деньги планировалось пожертвовать святой Матери-Церкви и отправить Папе Римскому в Ватикан на распределение между храмами и монастырями.

Все чаще она стала замечать, что не только скука удручает ее в стенах палаццо. Она так давно не виделась с Маттео! И при дворе отца он стал реже появляться, хотя раньше он сопровождал свою маменьку, когда она носила герцогской прислуге свежие молочные продукты. Теперь они оба пропали из виду. Как бы отец не запретил им появляться в своих владениях.

И все же старания Каролины быть покладистой дочерью оказывались тщетными: как только герцог покидал свои владения, отправляясь в город по своим делам, Каролина чувствовала, что у нее вырастают крылья. Этим моментом она не могла не воспользоваться в те прекрасные часы, когда матушка отдыхала в своих покоях, а Палома занималась домашними делами.

Прислушавшись к атмосфере, наполнявшей палаццо, Каролина насладилась поразительной тишиной. Это окончательно искусило ее воспарившую душу, и она тихонько, словно мышка, выскользнула в двери через вход для прислуги, направившись в лес.

Маттео был ее первым другом, которому она с детства доверяла. В нем присутствовали порядочность, честность, стремление к справедливости, и она, Каролина, это безоговорочно одобряла. Она не помнит такого момента, чтобы Маттео подводил ее: даже тогда, когда герцог намеревался его наказать за всякого рода о бщение с синьориной Каролиной, он продолжал испытывать его гнев на себе, убеждая, что молва, дошедшая до ушей Лоренцо, – беспочвенные слухи. Только чудом юноше удавалось избежать наказания.

Разумеется, Маттео не испытывал желания делиться с Каролиной всеми своими мужскими секретами, но во многие вещи он ее все же посвящал. Что там говорить, – Маттео и Каролина все отрочество провели вместе. Будучи еще мальчишкой, он отличался проворностью и изворотливостью, учился у своего дядьки драться на мечах и метко стрелять. Некоторым ловким трюкам он сумел научить и Каролину, которая мальчишечьи игры находила куда более интересными, чем скучные куклы и долгие часы обучения псалмам и каноническим законам, на которые у нее ушла половина детства.