Обрученные Венецией - [245]

Адриано опустил руки, и в какой-то момент Беатрисе показалось, что из его груди сейчас раздастся отчаянный рев. Он выглядел растерянным, словно его разум был затуманен. Взгляд блуждал по комнате, как у безумного, в поисках правильного разрешения ситуации. И Беатриса, и Антонио, уже сумевший понять сущность господина, осознавали, что ясность сознания Адриано вуалировал страх за жизнь его возлюбленной, снова оказавшейся в опасности. И еще больше его сводила с ума мысль о том, что он просто может не успеть…

– Прошу прощения, синьор, – с неловкостью прокашлялся Антонио, – вы правильно говорите: нельзя забывать, что расстояние от этих мест до Местре немного меньше, чем до Венеции, а значит, времени у нас совсем мало. Я вижу ваше беспокойство, поэтому позвольте объяснить свою мысль.

Адриано одобрительно кивнул.

– Нам нельзя терять ни минуты, синьор Фоскарини. Полагаю, что вам необходимо в первую очередь написать письмо в сенат, чтобы синьорина или кто-то из ваших людей доставил его домой сенатору Мартелли. Дольони не подозревает о слежке, и, полагаю, что не все письма ему удалось уничтожить. В этом письме хоть и не наглядно, но все же ясно сказано, что Паоло Дольони поручено грязное дело от миланцев. И самое главное, что они вправе давать ему указания, а это уже свидетельствует об измене. С данными уликами сенаторам удастся добиться ордера на взятие его под стражу. Или хотя бы на обыск. Уже стемнело, хорошо бы, если бы стража застала изменщика в постели: ночью он станет наиболее уязвим. Мы с вами и двумя наемниками отправимся по назначенному пути. Время пути от Венеции до Вероны, – Антонио провел рукой по карте, – займет у нас всю ночь и некоторую часть утра.

– Это около десяти часов, – подтвердил Адриано.

– Мы можем успеть как раз до выполнения приказа Дольони, – произнес Антонио.

– Почем ты знаешь? – вмешалась Беатриса. – Полагаешь, что ночью никто не решится на выполнение грязных дел?

– Он прав, – объяснил Адриано. – Ее не станут забирать на глазах у свидетелей, выражая желание расправиться с ней. А совершать массовое убийство Дольони посчитает слишком рискованным. Он «засветится». Вероятнее всего, будет найден предлог для взятия ее под стражу. Причем, проследив за ней, будет подобран момент, когда она окажется одна. По крайней мере, так бы порекомендовал сделать я, если бы занимался черными делами.

Ранним утром, когда первые лучи солнца едва коснулись земли, скрип телеги и ржание лошадей заставили Каролину подняться с постели. Повозка с Энрике, Паломой и Анджелой выезжала потихоньку со двора, и Каролина, чувствуя очередной приступ голода, отправилась на поиски еды.

Заглянув в детскую, она увидела сопящих во сне детей, которых чета Гаета оставила ей на кратковременное попечение. Палому они изредка брали с собой на земельную плантацию: ее помощь лишней не была. Тем более что девочки приболели, и уже три дня не покидали стены дома.

В тамбуре Каролина нашла свежее молоко и лепешки, схватила их и на улице присела на скамью. Когда Каролине удавалось уничтожить зверский аппетит, мучивший ее утробу в последние месяцы беременности, на ее лице играла довольная улыбка. Словно балованное дитя, она болтала ногами в воздухе и с удовольствием набивала за обе щеки оладьи, прислушиваясь к утреннему пению птиц. Как же давно она не вставала в такую рань, не наслаждалась приятным утренним воздухом и первыми лучами солнца! Когда все вокруг понемногу оживало, просыпалось после долгой ночи, шуршало, переливалось, звенело, пело, в общем, нарушало божественную сонную тишину на улице.

Красный петух на крыше амбара громко закукарекал, и от неожиданности Каролина испуганно вздрогнула, но тут же весело и звонко расхохоталась.

– Это же надо, синьор, какой вы нахал! – весело воскликнула она петуху, важно расхаживающему по крыше сарая.

Окинув взглядом дворик, Каролина удивленно приподняла брови: прямо под навесом стоял тот самый мешок, наполовину наполненный зерном.

– Такое добро нельзя оставлять на виду, – недовольно пробурчала она и встала.

Но оказавшись рядом с мешком, она сообразила, что помочь здесь ничем не сможет: ее ноша и без того была совсем нелегкой.

– Ты уверен, что это тот двор? – тихо спросил Паскуаль Риццо, всматриваясь из-под кроны раскидистой вишни на пустующую территорию Гаета.

– Да, – ответил Джозуэ, почесывая рыжую шевелюру, – жители коммуны указали именно сюда.

– Главное не ошибиться с синьорой, – Риццо огляделся по сторонам.

– Ты что, трусишь? – с недовольством заметил Джозуэ Франко.

– Боюсь ошибиться, – ответил тот.

– Мы знаем имя и описание. К тому же синьор велел доставить ее к нему на виллу. Он сам разберется, что с ней делать.

– Как раз это удивляет меня больше всего: поразительно, что он решил сам руки пачкать. Удивительно для патрициев.

– Если бы он желал лишить ее жизни, то точно делал бы это через нас, Риццо. А тут, вероятнее всего, продаст куда-нибудь в рабство. Или оставит себе. В общем, по мне, не наше это дело.

В эту минуту в поле зрения двух наемников, облаченных по велению Паоло Дольони в доспехи с республиканским гербом, попала Каролина, расхаживающая по двору.