Обрученная с розой - [128]

Она подняла голову. Фрэнк Гонд напряженно вглядывался в удаляющийся Лондонский мост. Он молчал, но тревога за участь брата ясно читалась на его лице.

– Что сделают с теми, кого схватили сегодня? – спросила девушка у Перкена. – Там остался наш человек, и мы беспокоимся за него.

Каменщик пожал могучими плечами:

– Кого не убьют на месте, бросят в Ньюгейт или в Саутворкскую тюрьму. Думаю, всех их ждет петля.

Анна сникла. Ей казалось невероятным, что Гарри, такой веселый, ловкий и сильный, мог так неосторожно угодить в ловушку.

– Не верю, – сказала она. – Гарри хитрый, сообразительный и прекрасный воин. Он не даст так просто расправиться с собой.

– Ваши слова да услышит Господь! – пробормотал Фрэнк. – А я буду молить небо, чтобы оно даровало спасение брату. Если же дело повернется худо…

Глаза его сверкнули, и он сжал рукоять меча. Фрэнк был очень бледен. Его ногу выше колена покрывала корка подсыхающей крови, и тяжелые капли нет-нет да и падали на дно лодки.

Филип негромко заговорил с лодочником и Перкеном-каменщиком:

– Вы оказали нам неоценимую услугу, придя на помощь. Могу ли я и в дальнейшем рассчитывать на вас? Если вы согласны, я щедро заплачу.

– О, благородный господин, – рассмеялся лодочник, – помочь леди Анне и вам – для нас уже награда. Пусть только она поведает графу при встрече, как верно служат ему Джек Билл, лодочник с Темзы, и каменщик Перкен Гейл.

Между тем лодка причалила к низкой дощатой пристани. Три или четыре прачки, стоя на коленях у воды, полоскали белье. Они с любопытством поглядели на высадившихся из лодки и, не оставляя работы, принялись судачить о том, что опять какие-то бедолаги ищут приюта в здешних краях.

Лодочник остался в ялике, а остальные вслед за каменщиком двинулись в глубь Уайтфрайерса. Почти от самой воды начинался лабиринт трущоб. Небо едва виднелось между кровлями деревянных домишек, покосившихся и непрочных, порой настоящих лачуг, слепленных из бог весть какого мусора. Эльзас – пристанище нищих, проституток и преступников – разительно отличался от остального Лондона. Это стало ясно, едва только они углубились в одну из тесных как щели улочек. Ветхие этажи домов нависали над головами. Приходилось брести по лужам нечистот. Вокруг валялись трупы собак, хрюкая, бродили тощие свиньи. Запах был ужасен – гниющие кости, протухшая рыба, торфяная зола. Воздух гудел от множества мух. Когда задувал сырой, отдающий водорослями ветер с Темзы, он казался почти благоухающим. Анна не могла скрыть брезгливости, и шедший рядом каменщик заметил это.

– Что поделаешь, миледи, это вовсе не райский уголок. Однако, ставлю голову против десяти пенни, здесь вас не сразу примутся искать, ибо кому придет в голову, что принцесса из дома Невилей нашла пристанище у воров. А если и смекнут, то с наступлением ночи вы все равно будете здесь в полной безопасности, ибо отсыпающиеся головорезы выйдут на промысел, и тогда ни один служителъ закона не посмеет сюда сунуть нос.

Анне бросилось в глаза, что улицы, по которым они идут, почти пустынны. Лишь порой словно тени мелькали какие-то женщины в отрепьях да бегали среди отбросов неугомонные дети. Одна мысль, что к ночи все преступное население Уайтфрайерса выплеснется из щелей и потайных каморок, приводила ее в дрожь.

– Скажи, добрый человек, а нам самим разве не следует опасаться этих прислужников ночи?

– Что вы, ваша милость, с такой-то охраной… – Перкен кивнул в сторону Майсгрейва. – К тому же я отведу вас в надежное место. Там вас укроют и в случае чего скажут, что вы от меня. А я, хоть в этом и зазорно признаваться, довольно известная здесь персона. С тех пор как меня исключили из гильдии каменщиков Лондона за дебош, я стал здесь своим.

Прыгая с камня на камень, они перебрались через глубокую лужу и проникли в узкую дверь ветхого деревянного дома. В сенях было темно, но Перкен уверенно двинулся вперед, нащупал перила лестницы и крикнул:

– Эй, Дороти, чертова кукла! Где ты шляешься? Встречай гостей!

Послышался скрип деревянных ступеней, затем в нос ударил резкий запах пота. Держа в руке лампу, показалась огромного роста женщина с нечесаными, свисающими на лицо волосами. Она была в некогда светлой, но теперь безнадежно замызганной одежде и казалась в сумерках просто необъятной. Ее тяжелые как гири груди покоились на пухлом животе, лицо обезображивал глубокий бугристый шрам, тянувшийся от виска через пустую глазницу и переносье к противоположной скуле.

Узнав Перкена, она заулыбалась, а он, небрежно потрепав ее по подбородку, о чем-то заговорил с ней вполголоса. Она слушала внимательно, порой изумленно поглядывая на стоявших у двери гостей, потом наконец кивнула. Перкен сказал:

– Это Дороти Одноглазая. Ее хорошо знают здесь, так как она умеет не только гнать отменную водку, но и кое-что еще. К тому же она сдает комнаты постояльцам. Вы можете остаться здесь. По крайней мере под этим кровом вы будете в безопасности.

Майсгрейв молча протянул женщине шиллинг. Перкен сокрушенно выругался, добавив, что и десятой доли этих денег с лихвой хватило бы, чтобы заплатить за подобную конуру. Затем Дороти провела их темным коридором в крохотную комнатушку на втором этаже. Она улыбалась и кланялась, но, когда наконец-то удалилась, Анна испытала облегчение, хотя запах немытой плоти еще долго держался в воздухе. Перкен Гейл тоже собрался уходить, сказав, что Джек ждет его в лодке, но Майсгрейв остановил его: