Обретение ада - [28]

Некоторые даже не выезжали на Запад, предпочитая становиться подлецами в собственной стране. Но этот путь был не для Юджина. Очевидно, подлецом нельзя стать в результате каких-то внешних условий. Им нужно родиться. Сидя сегодня в автомобиле, он еще не знал, что уже через несколько месяцев не будет той страны, которая его отзывает, и той партии, членом которой он был. Не будет идеологии, во имя которой он работал. Не будет организации, пославшей его на Запад. А еще через некоторое время предатели Гордиевский и Резун станут самыми популярными авторами в его бывшей стране, объясняя миллионам своих бывших соотечественников, что предательство собственной страны можно как-то оправдать, что измену своим родным и близким можно простить, а собственную подлость и предательство превратить из морального поражения в успех всей жизни. Юджин ничего этого не знал.

Он сидел в своем автомобиле, положив голову на руль, и чувствовал, как ласковые руки Сандры касаются его плеча. Он понимал, что нужно что-то сказать, попытаться объяснить, помочь женщине преодолеть это состояние растерянности и ужаса перед неведомым. Но он молчал. И молчание становилось с каждой минутой все страшнее и страшнее. Словно сама жизнь по капле выходила из них. А вместе с жизнью уходила и любовь.

— Если хочешь, — вдруг сказала она, я полечу с тобой в Европу.

Он стиснул зубы. Если сейчас он что-нибудь скажет, все будет кончено.

Он должен будет что-то объяснять. А ничего объяснить невозможно. И не нужно.

— Ты не хочешь, — поняла женщина, убирая наконец свои руки. Потом спросила:

— Когда ты должен лететь?

— Наверное, завтра, — это он сумел произнести каким-то чужим голосом.

— Я не знаю, что с тобой происходит, — начала торопливо говорить она, словно опасаясь, что может не успеть, — и даже боюсь гадать на эту тему. Но я знаю одно, Кемаль, я не смогу без тебя жить. Понимаешь, не смогу. Я тебя очень люблю.

Она впервые говорила такие слова. Словно своим долгим молчанием он сломал ее гордость, и теперь рядом с ним была не известный адвокат, не бывший вице-губернатор штата, не конгрессмен Соединенных Штатов, а просто женщина, ждущая его ответа. А он снова молчал. И ломал сильнее, словно задавшись целью заставить ее принять в этот вечер максимальную дозу боли. И он, чувствуя, как зашкаливает этот чудовищный дозиметр боли, просто протянул руку и, обняв ее, осторожно привлек к себе. Поцелуй был долгим. И прощальным. Она снова это почувствовала. Но предел унижения ее гордости был уже пройден. И она не стала спрашивать, почему. Словно предчувствуя, что и на этот вопрос не получит ответа.

— Поедем куда-нибудь, — вдруг попросила она, — я не хочу возвращаться в отель. Сегодняшнюю ночь ты можешь мне подарить?

Вместо ответа он развернул автомобиль. А потом была такая длинная и такая короткая ночь. В эту ночь они любили друг друга, как могут любить еще немногие, оставшиеся в этом технократическом мире люди. Ибо, став венцом Вселенной, человек не сделал лучше среду своего обитания. И сам не сделался лучше. В эту ночь они были вдвоем.

Больше они не говорили. Им это было просто не нужно. На одну-единственную ночь в своей жизни они стали телепатами. Всеобъемлющая любовь и ужас расставания стали мощными катализаторами, обострившими все чувства до предела.

Они гуляли по улицам города, меняли кафе, говорили о чем-то с официантами и барменами. Но все это была лишь мишура. На самом деле они говорили в эту ночь только друг с другом. Это было пиршество любви и похороны любви. Под утро они, забравшись в какой-то кемпинг, неистово отдались любви, словно сбросив с себя груз своих сорока с лишним лет.

Это была ночь вдохновения и любви, горя и расставания. Ночь, смешавшая все их прежние представления. Даже более чем раскованная, в постели Сандра Лурье стала демоном. Даже более чем опытный, Кемаль Аслан стал волшебником. Они доводили друг друга до экстаза и замирали в тревожном ожидании предвкушения удовольствия, которое доставляли друг другу. Ибо высшее наслаждение в постели — это дарить радость своему партнеру. Чувствовать, как его тело бурно содрогается от наслаждения и восторга перед тем неведомым животным инстинктом, который так прочно сидит в каждом из людей.

В эту ночь они любили друг друга. Он целовал каждый сантиметр ее тела, словно прощаясь с этой жизнью, отдавая последнее «прости» любимой женщине. Она целовала каждый сантиметр его тела, словно пытаясь понять эту неведомую силу, спрятанную в любимом человеке и заставлявшую его идти на такие страдания. В какой-то момент Кемаль даже решил статься. Но даже во время яростного противостояния он понимал — это нереально. Разум и чувства отказывались сливаться в одно целое. И это сильнее всего чувствовала сама Сандра.

Но все равно в эту ночь они любили друг друга. Это было их вызовом и их расставанием. Это было их прощанием и последним свиданием. Эту ночь им словно подарили небожители, и они были благодарны судьбе за этот подарок. В конце концов, не так уж много людей на Земле, переживших подобную ночь.

А утром он отвез ее в аэропорт. Она попрощалась с ним привычно сухо, как часто это делала на людях. И попросила позвонить, когда он вернется из Европы, словно между ними ничего не произошло. И ушла. Ушла, не оглядываясь, заставляя себя идти привычно прямо, гордо, подняв голову. Уже у самой стойки она все-таки обернулась. И, обернувшись, увидела слезы в его глазах. Или это ей показалось? Она этого так никогда и не узнает.