Обречённые. Том 1 - [10]

Шрифт
Интервал

— Командир!

Он не особенно надеялся, что здоровяк-военный, осматривавший трофейный арбалет, отреагирует — но тот повернул крупную, уверенно сидящую на мощной шее голову.

— Чего тебе, мелкий?

Ну да, всё правильно. Эрхард едва доставал здоровяку до плеча. Руки, перевитые мускулами, были едва ли не толще его шеи. Даже немаленький боевой нож казался пёрышком, рукоять целиком тонула в здоровенной ладони. Мускулистая грудь виднелась под разорванной в драке робой заключённого.

— Уходить надо отсюда! Александр совсем плох. Думаю, можно найти подземный ход…

— …а иначе как сюда попадает наземная техника, а чудовища выползают наружу? — хмыкнул командир. Похоже, ему в голову мысль пришла давно, да и языком почесать хотелось: такое, слышал Мэтхен, порой бывает после боя, когда спадает напряжение. — Правильно. Но — как думаешь — зря нас засунули в эту задницу? Подозреваю, нас там встретят изо всех стволов. Ну, как мутантов из Резервации.

— Ну, так обязаны же разобраться! Мы же на мутантов не похожи, правда?

— Кто обязан? Мины?! Боевые беспилотники? Да и солдатики всегда могут сказать: «Так темно же было, не разобрались в темноте!» А дело, уверяю тебя, потом замнут. Им так проще. Ладно, скоро, похоже, станет совсем темно. Слушай команду, салага: бегом вон до тех кустов, наруби хвороста на костёр.

— Руками?

— Возьми нож! С возвратом!

Эрхард огляделся. И правда, только что небо было укутано жёлто-свинцовой пеленой, низкой, тяжёлой, лениво колыхавшейся под вонючим ветром. Теперь жёлтое погасло, а серое стремительно наливается чернотой. С каждой минутой обозримое пространство сужалось, будто ватная дымная стена смыкалась, наступая со всех сторон. В сгущающемся мраке тонули звуки, казалось, даже отравленный ручей на перекатах журчал груше. «Будто через вату!» — подумалось подходящему к кустам Эрхарду.

Нож был хороший — массивное лезвие губчатой стали, способное резать всё, кроме железа и гранита. Кроме главного лезвия были ещё несколько: шило, вилка, даже напильник. Была и небольшая, но удобная и прочная ножовка. Немного потренировавшись, Эрхард свалил низенькое, чахлое, облепленное чёрной слизью деревцо, затем принялся за кусты. Тут в ход пошёл нож. Набрав достаточно хвороста, он связал его ремнём, нагрузил на спину вязанку и поковылял обратно. Следом направились ещё несколько бандитов — новый командир заставил поработать и их. Эрхард никогда особо не любил таких, но новый командир ему нравился больше предыдущего. По крайней мере, он справедлив, и не относится ко всем вокруг как к рабочей скотине или пушечному мясу.

Хвороста натащили порядком, а слизь оказалась обычной копотью, подмоченной маслянистой жидкостью. Она явно не была совсем уж безвредной — но и не серная кислота. Проявил себя командир: как он сумел развести костёр без керосина или хотя бы бумаги, осталось тайной за семью печатями, но настал момент, когда сгустившийся мрак озарили мутные сполохи чадного пламени. Сырые ветки разгорались неохотно, чадили, добавляя свою толику к окутавшему развалины смогу. Ветра не было, неопрятные космы дыма беспрепятственно заползали в руины, наслаивались друг на друга, преломляя пляшущие по склизким стенам тени и отблески. Казалось, со всех сторон их обступали чудовища, они кружились в диком танце, то подступая, то отдёргиваясь назад, и от этого бесшумного танца пробирал холодный пот.

Но если б дело было только в призраках! Мрак стал совершенно непроницаемым, в таком можно разглядеть лишь поднесённые к лицу руки, и то, если постараться. Нигде за пределами Зоны, разве что в подвалах и подземельях, не было такого тотального, абсолютного мрака. Казалось, мгла обрела плоть, обернулась несокрушимой угольно-чёрной стеной. Внутри бетонной коробки тьма превращалась в мутный багровый полумрак, но стоит отойти шагов на десять, и вход можно заметить только по бурому пятну в угольной черноте. Звуки внешнего мира тоже затихли, будто всё живое попряталось до очередного свинцового рассвета. Если бы не треск костерка, кашель наглотавшихся смога, да глухой плеск ручейка, царила бы полная тишина.

— Никому из дома не выходить, даже по нужде, — скомандовал командир. Имени Эрхард не знал, а спросить не решаются. Прозвище уже слышал, только оно не радовало. Доброе такое прозвище, можно сказать, настраивающее на лирический лад. Забойщик. — Кто выйдет, назад дорогу не найдёт!

Объяснять не требовалось — даже бандитам, хоть и побила их жизнь, отучив от придуманных страхов, было не по себе. Словно получив отмашку, четверо изгнанников встали по углам. В руинах запахло ещё и мочой — но добавку почти никто не ощутил. Да и этот запах долго не продержался. Стоило костру разгореться, как непроглядные небеса прохудились, и серая, маслянистая жижа, заменявшая здесь дождь, посыпалась вниз. Пара капель упала на руку Эрхарду. Поднеся поближе к пламени он вгляделся. Капли крупные, густые, будто в воде развели сажу, да ещё добавили масла и бензина… Мерзость какая. Так они наверняка ещё ядовитые и радиоактивные. Не стать бы лысыми под таким дождичком…

— А ничего водичка, какая в ручейке, такая и сверху падает, — буркнул Забойщик. Оставив костёр, он шагнул в угол. Когда-то, когда расселось старинное блочно-панельное здание, плита перекрытия рухнула вниз, но не упала на пол целиком, а опёрлась на стену, образовав небольшой сухой закуток. Там-то и сгрудились разбойники, уходя из-под адского дождя. Не все, конечно, только человек десять, которые влезли. Правда, там опорожнили мочевые пузыри пара бандитов — но что значит аромат мочи по сравнению с риском лишиться скальпа? Раненые, ослабевшие от кашля и изначально не принадлежавшие к криминалу, естественно, остались снаружи. Но нет худа без добра: у костра освободилось достаточно места, чтобы Эрхард и Александр смогли, наконец, ощутить тепло пламени. По их лицам текла ядовитая жижа, костёр стал чадить ещё больше, мокрые ветки шипели и трещали, на срезах вспухала жёлто-бурая пена, но немного тепла костёр давал. Даже Александр стал кашлять чуть меньше — или только показалось?


Еще от автора Павел Витальевич Буркин
Краденая победа

Расставшись с Мелиной (повесть «Когда камни кричат»), Рокетт отправился служить Темесе на юг, на материк Аркот. Он еще не знал, что его ждет: подлая, необъявленная война, враг, которому сочувствуешь и желаешь победы. И победы, которые никому не делают чести, потому что они не одержаны, а украдены.


Полночь мира (=Пепел Сколена)

"Только пепел остался от великого Сколена" - напишут об этом времени выжившие. Страшная катастрофа разрушила великую державу, ее остатки раздирают на части бывшие наместники и ничтожные правители. Не стало великих воинов и императоров, города лежат в развалинах, голод и болезни косят уцелевших. Время железа и крови, предательств и героизма. Судьба страны оказалась в руках безвестной девушки, бросившей вызов кровавому королю Амори. Но чем станет ее жизнь и борьба - зарей новой жизни или мучительной агонией сколенского народа - зависит от человека из совсем другого мира.


Сила Мира

Действие происходит в Мирфэйне, за четыре века до эпохи «Когда камни кричат» и «Краденой победы». В те времена, когда Церкви Единого ещё противостояли древние Храмы, и жрецы возносили молитвы таинственным Богам. Когда Империя Ствангар была в зените могущества, а величайшие маги мира выясняли отношения на поле боя. Собственно, именно застарелое противостояние Храмов и поставило мир на грань гибели. И только забытое в благополучные века последнее средство — Сила Мира — способно спасти этот мир от чудовищной катастрофы.


Вернуться из смерти

"Только пепел остался от великого Сколена" - напишут об этом времени выжившие. Страшная катастрофа разрушила великую державу, ее остатки раздирают на части бывшие наместники и ничтожные правители. Не стало великих воинов и императоров, города лежат в развалинах, голод и болезни косят уцелевших. Время железа и крови, предательств и героизма. Судьба страны оказалась в руках безвестной девушки, бросившей вызов кровавому королю Амори. Но чем станет ее жизнь и борьба - зарей новой жизни или мучительной агонией сколенского народа - зависит от человека из совсем другого мира.


Когда камни кричат

Прошлое — прошло. Обрушилось сгоревшими перекрытями, расстреляно картечью в упор, стерто с лица земли и осквернено фанатиками новых богов. Исчезло вместе со странами и народами. Но стоит случайно его потревожить — и оно напомнит, как сражались те, кто не могли победить, как умирали не отрекшиеся от своих богов. Как любили те, чья любовь поднялась над смертью и ненавистью.


Последний Храм

Когда все, во что верили твои предки, ради чего шли на смерть и муки, стало прахом, остается Память. Память о вере предков, пролитой крови, любви и ненависти, о преданности и предательстве. Она — все, что от них осталось. Но и ее безжалостно топчут победители, уничтожая последних помнящих. Так зачем противиться неизбежному, теряя счет могилам близких, каждодневно рискуя жизнью и все равно постепенно забывая? Не лучше ли сдаться и «принять реалии»? Но даже крохи сохраненного Знания однажды станут последней надеждой Мира.


Рекомендуем почитать
Сказки

Две сказки. Возрастной ценз: от 18 лет и выше.


Нештатная ситyация на базе А-176,22

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Страна терпимости (СССР, 1951–1980 годы)

Героиня романа Ксения Кабирова родилась в 50-ти градусный мороз в конце первого послевоенного года в г. Якутске. С раннего детства она предпочитала мальчишечьи игры, была непослушной, вредной, например, дети пекли пирожки в песочнице, она их пинала ногой, сыпала песок в глаза за обиду. В ее душе как будто застыла льдинка. Через много лет она написала: «Заморозило морозами сердце детское мое…» И в юности не стало лучше: ее исключили из комсомола за аморальное поведение, не допустили до экзаменов в школе… Замужество не смирило ее характер: нашла коса на камень.


Мир дому твоему, Огненная

Мой мир никогда не делился на части. Я жила мгновением и успешно справлялась со своими проблемами. Для меня не было деления на будущее, настоящее и прошлое.2015 год. Мое настоящее. В котором были мама с папой, четвертый курс университета с дипломной работой и дальнейшим обучением в магистратуре, друзья и спокойная жизнь. Я не знала, что будет дальше.3116 год. Мое новое настоящее. В котором где-то далеко на других планетах есть 3 капсулы сна с моими родными. Их необходимо найти!Я очнулась в далеком будущем на собственном корабле с долгом — продолжить дело отца и во что бы то ни стало не дать никому причинить вред моим новым друзьям и подопечным.ЧЕРНОВИК.


Любовная лирика

Любовная лирика всегда очень личный предмет. Трудно найти человека, который не испытывал бы подобные чувства внутри души, только не мог выразить словами то, что доступно поэту. Любовная лирика близка тому, кто сам погружен в негу нежности и буйство неистовых желаний.Любовная лирика в книге – это многогранная поэзия, где царствуют чудесные мгновенья, таинственный покой, томительный обман, очарование неземных чувств.Где бьются волны неземных чувств, сладостных молитв, возвышенных страстей – «всё то, что так и гибельно, и мило».


Небо на бумаге

В книге собраны разнохарактерные стихи и песни Артура Арапова, написанные в конце XX и начале XXI вв. Многие представленные в сборнике песни неоднократно исполнялись со сцены, также их можно послушать в Интернете.