Обреченная - [6]

Между тем учитель положил на стол раскрытый журнал в красном переплете, а на него сверху поставил небольшой деревянный ящичек, все это время находившийся у него в руках. Мужчина низким, с хрипотцой, голосом, заговорил снова:

– Ммм… люди, я вас приветствую! Как вы уже поняли, я буду вести у вас занятия по истории, – с какой-то скользящей иронией проговорил незнакомец, отчего у меня сложилось впечатление, что он сам не верил в то, о чем говорил.

– Я не потерплю к себе неуважительно отношения. Если я говорю, стало быть, вы все молчите и внимаете. В противном случае вы можете пожалеть. Ваше непослушание будет караться по всей строгости…

'Караться? Где он это слово выкопал?! Такое ощущение, что он путает камеру пыток со школой! И какое право он имеет нас запугивать? Эта учебное заведение, а не тюрьма'. Меня это все сильнее нервировало. Взглянув на соседние парты, я заметила, что мои одноклассники пребывают в тихом ужасе от происходящего.

Мужчина многозначительно замолчал, давая возможность каждому ученику обдумать его слова. И, добившись, как мне показалась, нужного ему эффекта, он с явным удовольствием продолжил:

– Познакомлюсь я с вами позже. Сейчас хочу дать персональное внеклассное задание, после которого не стану отнимать ваше драгоценное время, которого у вас и так осталось крайне мало.

Мне было не по себе. Все выглядело до смешного сюрреалистично. Что-то странное, темное, неправильное было в этом человеке. Как он вообще попал в школу и для чего?! Ведь если судить по его костюму, в деньгах он не нуждался. Особенно в зарплате рядового учителя. Его манера общаться – это что-то из ряда вон выходящее. Склонность к командованию и подчинению себе наводила на мысль, что человек, находящийся перед нами, бескомпромиссный командир какого-нибудь спецназовского подразделения по уничтожению… ну, не знаю… например, террористов.

Еще меня сильно смущала реакция Виктории на этого человека. Может быть, они раньше были знакомы? Но тогда почему она мне ничего о нем не рассказывала? Или ей действительно просто стало плохо? А я тут уже столько всего надумала… На перемене нужно будет сходить в медпункт и узнать, что с ней.

– Миридова, ты чего, оглохла? – прервал мои размышления Ромка, тыкая в мою спину ручкой.

Ход моих раздумий был безжалостно нарушен. На несколько секунд меня поглотила гнетущая тишина. Выжидающе уставившись двумя пропастями черных глаз, за мной наблюдал мужчина.

Я затаила дыхание. Все смотрели на меня с нескрываемым любопытством.

– Мирослава Миридова?

Мое сердце пропустило один глухой удар. Мне не хотелось пасовать перед этим неприятным типом, но все равно ладони у меня вспотели. Незаметно вытерев их о джинсы, я с холодным спокойствием ответила:

– Что?

Он смотрел на меня как на подопытную крысу, глупую и наивную. Мне это совсем не понравилось. 'Да кем он себя возомнил, этот напыщенный индюк?!' Стараясь вложить в свой взгляд всю самоуверенность и храбрость, я старалась не отвести его в сторону. Это были секунды какого-то непонятного мне противостояния, которое, казалось, длилось целую вечность. Что он хотел этим до меня донести, я не понимала.

Не разрывая зрительного контакта, мужчина отложил журнал в сторону и, подняв ящичек, поставил его на мой стол и при этом навис надо мной как скала.

Я сразу же почувствовала запах свежего туалетного мыла, приправленный терпким цитрусовым ароматом. Мои рецепторы были похожи на оголенные провода под напряжением три тысячи вольт, и я незаметно вдохнула глубже этот интересный и приятный запах. Переведя взгляд в сторону и первой разорвав зрительный контакт, я только сейчас обратила внимание на то, что от мочки левого уха мужчины по его шее вниз под ворот рубашки уходит еле заметный белый шрам с неровными, рваными краями, искусно загримированный слоем татуированной кожи.

Не понимая, что мною движет, и не успев осознать, что я делаю, я легонько дотронулась до этого места. Тут же класс качнулся, глаза заволокло пеленой, и я увидела его. Мужчину с белыми волосами.

Он находился в странном месте, в странной одежде. Светло-коричневый кожаный жилет был надет на голый торс и затянут множеством ремешков. Штаны из той же кожи рельефно обтягивали его ноги и были заправлены в тяжелые грязные ботинки, талию обхватывал сюрреалистичного вида ремень с креплениями под меч и какое-то высокотехничное оружие.

В вечернем небе сверками извилистые молнии, выхватывая мрачный образ незнакомца, стоящего посреди огромной, безжизненной, черной пустыни. Сначала я не разобрала, что находилось вокруг него. Но, присмотревшись, я в ужасе закричала… или мне показалась, что я кричу, так как рот я открывала, а звука не выходило.

Трупы множества мужчин и женщин. Их безжизненные тела покрывали черную, выгоревшую землю. Лишь когда сверкала очередная молния, я могла рассмотреть их искалеченные останки, лежащие в лужах крови.

Мужчина же, находившийся в эпицентре всего этого, тяжело опираясь на одно колено и на рукоятку меча, покрытой бурой жижей, удерживался из последних сил. Было видно, что жизнь постепенно уходит из его тела. Голова его была низко опущена, а дыхание было прерывистым и тяжелым. Его грудная клетка неистово поднималась и опускалась, а на шее, в том месте, до которого я дотрагивалась, была жуткого вида открытая рана. Рассечение доходило до самого плеча. Глядя на это, я не понимала, как он вообще еще жил.