Обреченная - [19]

— Ты не Бог!

— Мой сородич как раз нагулял аппетит, — произнес Михаил, застегивая рубашку. — И я думаю, он хочет сам тебя заполучить. — Он открыл дверь, впустив внутрь узкую полоску света. — Не беспокойся. Утром я приду, чтобы обглодать твои кости.

Дверка захлопнулась, я услышала, как в замке поворачивается ключ. Я по-прежнему сидела в западне наедине с рыжим волком.

Он не кинулся на меня сразу. Может, он и проголодался, как сказал Михаил, но я видела, что он хромает и у него явно что-то болело. На полу виднелись капли крови, не только из раны Михаила. Он ранен. Сильно?

Достаточно сильно, чтобы я смогла убежать?

Я робко спустилась на пол и медленно открыла дверку кабинки, но, едва хотела сделать шаг наружу, волк повернулся и уставился на меня. Его золотисто-зеленые глаза ярко сверкали сквозь клубы пара. Волк низко опустил голову, как любое раненое существо, и я вспомнила, что рассказывал мне в Морклиффе садовник: раненые животные и есть самые опасные.

Я не решилась рисковать. Я метнулась обратно в кабинку и захлопнула дверку. Волк подошел ближе, снова пометался перед моей дверью и остановился достаточно близко, чтобы я слышала его затрудненное дыхание.

Я тряслась всем телом от изнеможения и страха, но заставила себя рассуждать разумно. Зверь ранен.

Ослабел. Возможно, ему уже не хватит сил, чтобы проломить дверку кабинки, а снизу он не проползет, слишком большой. Несомненно, он оправится, и тогда будет очень голоден, но на это потребуется время. А время на моей стороне.

Джентльмены из первого класса завтра захотят сходить в турецкие бани. Вероятно, бани открываются после завтрака. Это значит, что смотритель явится сюда, чтобы все подготовить, во время завтрака, а то и раньше. Помощь придет. Мне нужно только подождать.

Жара была невыносимой. Я сильно вспотела, кожа стала липкой, дышалось с трудом. Я боялась раздеться, мне казалось, что тогда я стану совсем уязвимой, но оставаться в мокрой, отяжелевшей одежде в этой удушающей жаре было еще ужаснее. Я с трудом стянула с себя промокшее форменное платье, оставшись в тонкой сорочке и нижней юбке. Стало немного легче.

Я подтянула колени, чтобы лечь на узкую скамеечку, и подсунула платье под голову. Рейки сильно врезались в тело, но я не обращала на это внимания. Волк снаружи улегся прямо под дверкой. Я видела только его рыжую шерсть. Он ждет. Он не собирается меня отпускать даже во сне.

Мысль ужасала, и я еще долго дрожала и кашляла. Но в конце концов сон взял надо мной верх, и я забылась.

11 апреля 1912 г.

Я проснулась, понимая только, что мне неудобно, все тело затекло и очень хочется спать дальше. Тут я открыла глаза, и странная обстановка, а также невероятные воспоминания, объяснявшие ее, заставили меня мгновенно вскочить. Я села и придавила руками дверь еще до того, как вспомнила, что делаю это из-за волка.

В помещение проникал свет — слабый, серый. Значит, уже заря. Должно быть, тут есть иллюминаторы. Я посмотрела вниз, но волк больше не лежал у меня под дверью. Я не слышала его тяжелого дыхания, не слышала клацанья когтей по плиткам. Может, он ушел? Или отошел достаточно далеко, чтобы я смогла подбежать к двери и заколотить в нее? Теперь-то кто-нибудь будет рядом?

Дрожащей рукой я стала открывать дверь, так медленно, что казалось, это тянется целую вечность. Никакого движения. Никаких звуков. Я выскочила наружу, собираясь кинуться к двери, ведущей в коридор, и…..через два шага резко остановилась. На полу, полностью обнаженный, с идеальной фигурой, практически в бессознательном состоянии, лежал Алек Марлоу.

Рыжий волк.

Глава 7

Несколько секунд, не в силах пошевельнуться, я могла только тупо на него смотреть. Ночью, находясь между сном и явью, я поняла, что рыжий волк — это еще одна версия Михаила, то есть еще одно превратившееся человеческое существо. Но со всеми этими разговорами про «друга» и «соратника» я пришла к выводу, что это был один из тех мужчин, с которыми Михаил шел в тот вечер в Саутгемптоне. Мне даже в голову не приходило подозревать Алека Марлоу.

Алек очнулся и увидел меня. Он перекатился на бок, чуть дальше в сторону. Может, хотел продемонстрировать, что не собирается меня трогать, а может, ему просто стало стыдно лежать голым перед едва знакомой девушкой.

Наверное, мне следовало убежать. Но, увидев, как он двигается — медленно, сконфуженно, я подумала, что бросить его тут одного будет слишком жестоко.

Он спросил:

— Что ты тут делаешь?

— Ты… ты не помнишь?

— Все как в тумане. — Алек попытался сесть, но у него ничего не получилось. Мускулистые руки дрожали и не выдерживали его веса. — А что случилось?

— Твой друг Михаил… он затащил меня сюда. Он… — Ну как мне это сказать? — Он изменился. Вы с ним подрались, а я не могла выбраться до тех пор, пока… пока ты не переменился обратно.

Теперь, при свете и наконец рассеявшемся паре, я смогла хорошенько осмотреться и увидела шкаф, в котором (можно биться об заклад) наверняка находились полотенца. И в самом деле, открыв дверку, я обнаружила стопку полотенец и махровых халатов. Вытащив один для Алека, я опустилась рядом с ним на колени. Плитки пола холодили ноги.