Обратной дороги нет - [132]

Кузовлев, тут же связавшись с аэродромом, сообщил о том, что пилот найден и находится на борту рыбачьей лодки, в пятнадцати километрах к северо-востоку от Большого Седла. Земля запросила, сколько у вертолета осталось горючего, и приказала немедленно возвращаться.

К обнаруженной лодке должен был выйти катер, чтобы подобрать пилота.

Весь недолгий обратный путь Кузовлев пел, отчаянно фальшивя, и на этот раз Кулаев не рассказывал ему притчу о слоне, который имел неосторожность наступить на ухо музыканту.

— Ну, отсалютовал? — спросил рыбак.

Невелев, сотрудник морской биологической станции, спрятал ракетницу в карман. Вертолет удалялся, его стрекозье туловище расплывалось в облаках, а вскоре затих и гул.

Они были немало удивлены и даже напуганы, когда вертолет завис над лодкой и плотная воздушная струя от винта качнула их.

Может, летчик думал, что с ними стряслась беда? Хорошо, что у Невелева был сигнальный пистолет и к нему единственная, завалявшаяся в кармане красная ракета.

Он, не раздумывая, выстрелил в воздух: летите, мол, братцы, домой, у нас все в порядке.

Летчик оказался сообразительным: получив такой ответ и, видимо, успокоившись, он не стал задерживаться и раскачивать лодку своим четырехлопастным «вентилятором». Невелев в знак признательности помахал ему вслед шапкой.

БОЛЬШОЙ ПОИСК

Тьма была настолько густой, что Соболев не мог разглядеть стрелку компаса и плыл наугад, ориентируясь только по ветру.

Это был неверный, изменчивый ориентир, ветры в этих местах, да еще в осеннюю пору, способны меняться по нескольку раз в день, но ему важна была сейчас хоть какая-то определенность, хоть видимость цели, иначе он перестал бы грести.

Заметно потеплело, и ему мучительно захотелось спать. Когда подступала дремота и движения становились вялыми, он бил себя по лицу. Странно: щека чувствовала боль, но ладонь не принадлежала ему, словно удар был нанесен чем-то деревянным. Дремота отступала на время, потом он снова впадал в полузабытье.

Был у него один верный, надежный друг, который никогда, ни на секунду не оставлял его, ни в горести, ни в радости. Всю ночь Иван разговаривал с ним и ощущал его поддержку и одобрение.

Еще в юности, в те дни, когда он бродил по черноморскому пляжу, обдумывая свою будущую летную судьбу, он создал идеального Пилота — в его образе слились черты Чкалова, Коккинаки, Маресьева, Гастелло, Покрышкина. Случалось, что Пилот иногда принимал вдруг облик Демина или Крамцова, его учителей и верных товарищей.

В трудные минуты Иван спрашивал у него: а как бы поступил ты? Пилот никогда не уходил от прямого ответа, если требовалось, он был даже безжалостен и суров.

Он был для него жизненным образцом, этот Пилот, правофланговый, на которого следовало равняться всегда и во всем. Он не позволял самоуспокаиваться, зазнаваться, обрастать жирком самодовольства. Он всегда ставил перед Соболевым трудные, казалось, неразрешимые задачи и требовал: «Делай, добивайся».

И сейчас Пилот был с ним и повторял настойчиво: «Плыви, не останавливайся, если ты хочешь вернуться к своим и летать; если ты хочешь рассказать друзьям о том, что случилось с машиной и сделать так, чтобы машина эта в будущем работала безукоризненно и четко. Мне случилось попадать в еще более тяжелое положение, мне бывало хуже, чем тебе, но я выдерживал. И ты плыви. До сих пор ты действовал как положено. Не отчаивайся, дерись, не выпускай штурвала из рук…»

Ночь уходила нехотя, неторопливо. Занимался дождливый, туманный рассвет.

— Значит, вы видели подвесной бак примерно здесь? — спросил Демин.

Кузовлев не сразу посмотрел на карту. Он стоял посреди комнаты, опустив голову, сжимал и разжимал кулаки так, что белели костяшки пальцев. Пришло сообщение с залива: катер отыскал лодку с двумя людьми на борту. Они ночевали на острове Большое Седло. Один из находившихся в лодке подтвердил, что подал сигнал красной ракетой. Никакого пилота они не подбирали и оранжевой резиновой шлюпки не видели…

— Да, здесь, — подтвердил, наконец, Кузовлев. — В пятнадцати километрах к северо-востоку от острова.

Все собравшиеся в просторном помещении командного пункта молчали. Каждый понимал — потеряно слишком много времени, потеряно, быть может, безвозвратно. После сообщения командира вертолета все ждали радостной вести от капитана катера, вышедшего в район, указанный вертолетчиками. Как Соболев перенес эту ночь? Жив ли он еще? Правда, ночь выдалась на редкость теплой для этой поры года, помогли тучи, укутавшие море плотным одеялом.

— Подвесной бак — это еще ничего не значит, — прервал молчание Крамцов. — Мог оторваться от перегрузок гораздо раньше, еще до катапультирования.

Демин в знак согласия наклонил голову. Да, дюралевый бак, увиденный Кузовлевым, ничего не говорил о том, где искать Соболева. Летчик мог находиться за много километров от бака. Оставалось только одно…

— Будем искать вот здесь, — Демин обвел ладонью всю северную часть залива. — И еще здесь, — он показал на побережье. — Всех свободных людей отправить на суда и в береговые группы! Снабдить сухим пайком, рациями и теплой одеждой.

— А мы уж жене сообщили, — заметил кто-то. — Сказали — спасен. Как же теперь?