Обращенные - [39]
— Да. Да, Синди, конечно.
— О…
Она кажется разочарованной. Обычно я не настолько груб, но все еще не вполне отошел от потрясения. Меня поймали, когда я предавался мечтам по поводу своей очень личной версии ДетТВ.
— Вы были просто милашкой, — говорю я тоном влюбленного, закрывая окошко.
Синди улыбается, словно расстегивает молнию — это что-то сверхъестественное, так умеет только она: сначала показывается один клык, потом другой.
— Спасибо, — говорит она. И подмигивает. — Да, кстати. Ваша тайна умрет со мной.
При звуке слова «тайна» мое сердце словно сжимает кулак. Потом пытается дважды постучать в мои ребра — тук-тук, как это делали в мое время дети: стучат в дверь, а потом убегают. «Как она узнала?» Вот что оно хочет знать. «Что нам делать теперь?» — требовательно спрашивает оно.
Но Синди продолжает:
— Только не попадайтесь начальству. Перерыв перерывом, но видео реально перегружает сеть…
О… Кулак, стиснувший мое сердце, разжимается. Она не знает. Она думает, что я просто подсел на одно из этих детских шоу. Хорошо. Это будет моей легендой, если я когда-нибудь попадусь снова… и Синди обеспечит мне прикрытие. Она скажет, что предупреждала меня — а она действительно предупреждала, я соглашусь, принесу извинения, поклянусь, что это больше никогда не повторится…
— Спасибо за предупреждение, Синди, — говорю я, и она снова расстегивает молнию на своей улыбке.
— Без проблем, — она наклоняется ко мне и шепчет: — В прошлом году я погорела на том же самом. Прочли лекцию на тему «развлечения на рабочем месте», пригрозили штрафом и отпустили.
— Хорошо, буду знать, — шепчу я в ответ, но думаю уже только об одном: через один час и сорок пять минут можно будет идти.
Глава 9. День Ку-клукс-клана
Время идет.
Это что-то новое — или что-то старое, которое кажется новым: я замечаю течение времени. Это Исузу напомнила мне о нем, просто находясь здесь. Открыв мне глаза на то, что ценность каждых нескольких месяцев определяется тем, что они делают с ней, на изменения, которые производит время, на необъяснимое давление, которое оно создает. Это сделало меня нетерпеливым по сравнению с моими приятелями-вампирами. То, как они бесконечно болтают в очередях, как рассказывают друг другу истории, сюжет которых развивается зигзагообразно, сотню раз меняя направление: шаг вперед, пять назад, подхватывая побочные сюжетные линии, фон, бесконечные nоn sequitur,[40] порожденные потоком сознания… Они пускаются в этот путь, чтобы добраться до точки или хотя бы какого-нибудь увлекательного места, но по дороге часто забывают и о том, и о другом. Они тратят время, как пьяные моряки тратят деньги куда больше, чем могут потратить, не обращая внимания на тот факт, что некоторые из нас, возможно, не располагают всем временем в мире.
Это случилось через год с небольшим после того, как я нашел Исузу. Я начал носить часы. Не современные часы, которые подают сигнал, предупреждая о приближении рассвета, а старинные, со второй стрелкой и всем прочим. Я ношу часы и ловлю себя на том, что поглядываю на них, когда не вижу Исузу на экране своего компьютера или лично.
Еще у меня есть календари. Множество календарей. Один из них красуется на кухне, на самом видном месте — на стене, где мы начали отмечать, как удлиняются косточки у Исузу. Несколько штрихов-меток уже остались позади, и я сказал ей, что к тому времени, когда ей будет столько же лет, сколько мне, она будет задевать макушкой луну.
Она уже хихикает, и я уже благодарю Господа.
Сегодня вечером, глядя на календарь, я обнаруживаю нечто новое. Или, если разобраться, нечто очень старое. Одно из чисел Исузу окружила звездами. Это не день ее рождения — он был несколько месяцев назад. И не Рождество, оно было еще раньше. Но учитывая, что каждый из этих дней отмечен…
Это праздник, но праздник, на который изготовители календарей перестали обращать внимание, словно он уже не представляет интереса даже с точки зрения истории. Забытые праздники, праздники живота или смерти, вроде Дня Благодарения или Пасхи… Что-то подсказывает мне, что в норе семейства Кэссиди этот праздник не забывали — может быть, по политическим убеждением, а может быть, из солидарности со всем тем, что умирает и будет съедено. Или, может быть, это был просто повод уничтожить часть запасов шоколада, который они похитили перед побегом.
— У-у-у!
Это Исузу. Она подкралась ко мне сзади, пока я стоял и считал, сколько дней осталось до того дня в конце октября. Обернувшись, я вижу, что она стоит у меня за спиной, на голове простыня с прорезанными отверстиями для глаз.
Я щелкаю пальцами.
— День Ку-клукс-клана! Конечно!
— Хм?
— Шутка.
Она таращится на меня через отверстия в простыне, снова не понимая, что такого смешного сказал Марти. К счастью для меня. Прекрасно. Предоставьте мне выбирать, какой из фрагментов истории предать забвению — ку-клукс-клан или Хэллоуин — и я во мгновенье ока поставлю горящий крест на одном из этих пунктов… догадайтесь, на каком.
— Неудачная шутка, — говорю я, не столько ей, сколько самому себе.
Тем не менее…
Возможно, граждане с достаточно высоким уровнем вампир-корректности не увидят большой разницы между ку-клукс-кланом и Хэллоуином. И тот, и другой знаменует собой нетерпимость, скажут они. И тот и другой пользуется штампами. И тот, и другой обвиняет во всех бедах то, что не понимает. Вот по какой причине — равно как из-за неуместности таких составляющих, как «дети» и «смерть», — Хэллоуин был исключен из календаря.