Обращение Апостола Муравьёва - [80]

Насмотревшись, Апостол решился. Новичку повезло, пристроил с десяток четвертных. Завертелось, понеслось.

Марат любил «работать» самостоятельно. Влекло на досужий расчётливый риск – как никогда. На ринге цены бы тому не сложилось. «Работа» в незнакомом городе первым делом предполагала прощупать рынок. Отыскав его и учтя реальную вероятность провала, Апостол сначала выполнял культурную часть визита. Тем более что к полудню зоркие торговцы, набив карманы чепуховой наличкой, теряли бдительность, и базар превращался в гудящий улей, в проблему протиснуться между рядов. Вот и на сей раз ничто не предвещало осечки. Стояла ровная осень, за городом, куда ни погляди – лес, и дышалось сладостно.

Марат понежился на подвесном мостике, побродил в музее космонавтики и затем в краеведческом. Что делать – программа есть программа, и время растрясти полезно. Не поленившись, подался на Тетеревское водохранилище, где обосновался надолго, любуясь монументальностью скалы Чацкого, подгребавшей подолом воду. Впервые изменив намеченному маршруту, отправился на рынок раньше. День подобрался к полудню, намекнув на дождь, и отчётливо почуялось возвращение в Киев не солоно хлебавши.

Ночью с высоты птичьего полёта Колхозный рынок напоминал чёрную трясину в сердце города. Но с первыми лучами болото превращалось в животворное озеро. Не слишком чистое, засаленное разноликой фауной и порой нечистью. Когда вконец прояснится, к рынку начнут стекаться покупатели. Сперва их стайки – сплошь страждущие бессонницей, но вскоре они объединятся в разношёрстные потоки, заматереют и сольются в половодье.

Марат Игоревич размышлял о схожести судьбы с театром. Мать, фанатичная театралка, впервые понесла сына в «храм Мельпомены» между вечерними кормлениями, свято надеясь, что паломничество в одухотворённую обитель останется в памяти ребёнка с младенчества. Возможно, именно это обстоятельство предопределило дальнейшую судьбу чада. Притворство, враньё, кривляние, ранее считавшиеся моветоном, получили право на резонность. Оказалось, блеф и манерничанье актёров не только возможны, но и возвысятся публикой до духовных ценностей. Телевидение, кино – о других свойствах. Плоский экран отображает действо как раз на границе условности. Всё, что за ней происходит, изначально неправда. В театре, то есть в жизни, часто иначе. Человек, родившийся в семье комбайнёра, пытается убедить окружение, что он Калиостро. Ему, обладателю банальных способностей, удаётся легко надуть зрителей. Почему же мошенник, обходивший квартиры под видом участкового лекаря, попутно совавший в портфель то, что плохо лежит, хуже актёра, чьё притворству мы поощряем кровно заработанными деньгами. Отчего такая несправедливость: первый – негодяй и отброс общества, второй – гений, достойный подражания.

На рынке Апостол высматривал подходящего для процесса партнёра. Упитанные азартные хохлушки, торгующие растительной и животной снедью, пронзительно внимательны и осторожны. Живчик еврей, виртуозно сбывающий эрзац-украшения, невероятный дока, на грош не проведёшь. Его хоть сейчас в оперетту или напёрсточником на железнодорожный вокзал. А вот цветочник из удобрённого нефтью Азербайджана, кажется, не пуган. Такие столько уверены в своей исключительности, что ей в заслугу заносят наивность чудака, купившего жене розу. Рассчитывается в звон хрустящим четвертаком, наверняка из заначки.

В логической цепочке Марата оказалась единственная и всё же непредвиденная червоточина. Чернявый коммерсант был пуган. Причём так основательно, что сразу согласился сотрудничать с ментами, прибравшими на проверку ассигнацию, одну из оставшихся после прокорма птенчиков Ворона. Тогда, год назад, молодого лезгинца из уважаемого рода Сагид-баев, жители горного селения Храх-Уба, отправили в Россию на подъём. Односельчане сложили в стопку трудовые тысячи, зафрахтовали грузовой АН-26 и загрузили в брюхо аэроплана щедроты урожая. Рамизу Сагидову повезло сразу. Уже в аэропорту Киева аксакал при галстуке и очках в золочёной оправе, предложил совершить оптовую сделку, перекупив весь товар вместе с расходами на фрахт. Ударили по рукам. Оптовик отбыл в неизвестном направлении, а счастливый Рамиз вернулся домой на поезде, время от времени открывая чемоданчик, чтобы похрустеть свеженькими баксами. Выгодное мероприятие почти разорило богатое селение Храх-Уба, односельчане едва не порвали на американский флаг филейные части джигита. С тех пор Рамиз Сагидов жаждал отмщения. Когда хитрованы из ментовского сословия попросили его о невинной услуге – обращать внимание на оборот девственных четвертных и пятидесятирублёвых купюр, он сразу же согласился. Заветный чемоданчик, когда-то превративший его в пожизненного должника односельчан, был нафарширован фальшивыми ассигнациями.

Вторая ошибка Апостола, вернее, слабость, состояла в его брезгливости к мёртвым цветам – именно так воспринимались стебли, лишённые корней. Вместо того, чтобы купить букет, получить сдачу и отправиться на поиски следующей жертвы, Апостол разменял четверть сотни одной-единственной мёртвой розой. Лезгинец угодил в цель, ублажив сотрудников правоохранительных органов: просили обратить внимание, он и обратил. Более того, указал покупателя. Вы, товарищи, жаловались: «Наша служба и опасна и трудна» – примите на покаяние гражданина с портфельчиком. Менты знали своё дело – у Марата Игоревича Муравьева-Апостола оказались три тысячи рублей подделанными купюрами. В отделении первым делом принялись за составление протокола.