«Оборотни» из военной разведки - [85]

— Так оно так, однако я помню и другие слова, слова из справедливой прозы: люди, желающие внушить ужас, тем самым показывают, что они трусы. Кое-что и у меня для вас есть, если пошла коса на камень, — и он быстрым движением достал зажигалку, по форме напоминающую фанату «лимонка». — Давайте-ка лучше мирно разойдемся, а то ваша требуха может оказаться на этой люстре. Думаю, сейчас наиболее подходящий момент для моей вербовки вас. Господин Брокман не одобрит вашу безголовую для разведки затею. Ваша сотрудница по вашей вине стала неизлечимо больна.

На Николая смотрели пустые выпученные глаза горе-вербовщиков. Оба впали в ступор после упоминания о чуме двадцатого века. Они сидели отрешенные, тупо глядя в пространство.

Зенчук вдруг словно очнулся и процедил сквозь зубы, перейдя на джентльменское «вы»:

— Николай, вы что, правда больны?

— Здесь у меня с вами полная откровенность.

— Чем вы можете доказать? — последовал дурацкий вопрос.

— Последствиями и результатами анализа крови у Сюзанны и, конечно, у тех, кто тоже баловался с нею. — Майор бросил цепкий и презрительный взгляд сначала на Зенчука, а потом на обезумевшего «брата». Они находились в полной прострации.

Не знал точно Ветров, но по реакции янки мог догадываться, что у Сюзи — сотрудницы ЦРУ — в «гостях» поочередно после той памятной обмывки рубанка успели побывать и её «братик», и главный «вербовщик», не однажды попадавший, как потом выяснилось, в подобные скандальные истории. Именно поэтому знаток российских проблем стал заниматься югославскими делами. Руководители ЦРУ не рискнули вновь отправлять облезлого донжуанистого кота к московским мадоннам, предварительно запугав его больными СПИДом путанами, которых злые чекисты якобы специально подставляют американцам в стране «березового ситца».

«На сей раз я попал, как муха на липучку. Что я наделал?! Бедная наша Сюзанна», — досадовал про себя Майкл, бросая колючие взгляды на голубоглазого, рослого россиянина, спокойно собирающего фотокарточки и с брезгливым безразличием укладывающего их в конверт.

— Как я понял, вы их мне дарите на память о бурно проведенной ночи. Думаю, для Сюзи у вас найдется ещё одна копия — или нет?

— Не трогай фотографии, оставь нас в покое, — взвыл Зенчук.

— В таком случае — «Гуд бай, май диэ фрэндс». — Николай медленно поднялся с кресла и направился полубоком к выходу, держа в руке «гранату». Такая поза давала возможность боковым зрением наблюдать за действиями американцев. Поравнявшись с дверью, он бросил презрительно:

— Запомните, придурки, я уже никого не боюсь, бойтесь вы.

Он специально акцентировал внимание двух одураченных вербовщиков на неизлечимой болезни. Хлопнула дверь. Оба янки вздрогнули, как от плетки, стегнувшей неожиданно и больно.

«Вот вляпались в историю! Начнется разбирательство, выгонят, как собаку бешеную. Я же только начал карьеру в разведке. Майкл уже сколотил капитал, что ему! Он жизнь сделал», — скулил про себя Борис.

Майкл тоже искал выход. Искал и не находил, потому что в таком идиотском положении его невозможно найти, — весь разговор записывался на магнитофон.

— Джек, неужели это правда? — обратился Майкл к напарнику, до недавнего называвшего себя Борисом.

— Я думаю, чистейшая… бедная Сюзанна.

— Сюзанна, Сюзанна, — ты думай о себе.

— А что думать? Дело сделано, — заметил Джек. — Я у неё тоже был.

Майкл приложил указательный палец к губам, а голову обожгла мысль: «У меня тоже могут быть проблемы со здоровьем».

— Сволочь, подонок, русская свинья! Где он подхватил эту обезьянью болезнь? — неслись проклятья в сторону двери. Майкл застыл и уставился на конверт с «компрой». Теперь фотографиями можно было скомпрометировать только бедную Сюзи перед родственниками и друзьями…

Как проходила воспитательная беседа Брокмана с двумя несостоявшимися вербовщиками, неизвестно. Но дней через десять в местной прессе прошло сообщение об откомандировании двух американских дипломатов — Майкла Зенчука и Джека Краммера («брата» Бориса) в США. Исчезла из магазина и Сюзанна.

После совещания Кобзев задержал Ветрова и сообщил ему о необходимости срочно выехать в Москву по делам службы.

— Это тот случай, когда сочетается полезное с приятным, служебное — с личным. Решите вопросы в Центре и повидаетесь с семейством. Пора их уже возвращать сюда, — посоветовал резидент.

«Неужели догадался, а может, ему сообщили коллеги из резидентуры КГБ? Не должны знать, всё было на уровне профессиональной конспирации. А там черт его знает, — подумал Николай. — А может, всё же стоит раскрыться перед начальником?»

Нет, ничего не сказал он Кобзеву, хотя уважал и доверял ему. А на следующий день он уже шагал по родной Москве.

«Идиоты, — размышлял он, — неужели они думали меня сломить открыточками? Свобода оплачивается очень дорого, но что поделаешь. Будут ещё переживания, но я свободен от казни себя за малодушие, за предательство. Провинился — да, бес попутал, но чист перед Родиной, коллегами. Эта стерва получила удовольствие, я тоже. Ох, долго они ещё будут проверяться, не доверяя анализам и диагнозам».

Единственное, что его угнетало, — это вина перед женой, но он успокаивал себя тем, что повел не так, как предатель и шпион Филатов, поднявший когда-то руки вверх перед аналогичными материалами.