Оборотная сторона героя - [49]

Отец придерживался прогрессивных взглядов и не настаивал, чтобы дети непременно шли по его стопам. Но все четверо старших братьев Гожо сами, по своему выбору, получив хорошее образование, направили свои силы и знания на укрепление семейного бизнеса, существенно расширив ресторанную сеть по всей Москве. За это их уважали, а отец, безусловно, ими гордился. И Гожо мечтал тоже совершить что-то такое, что доказало бы отцу, что и он, младший сын, не хуже остальных… Гожо не понимал, что он хочет доказать это не отцу — отцу доказательств не требовалось. Он хочет доказать это себе.

Цыган оставил позади шумный проспект Мира и повернул к Ленинградскому проспекту. Но, как бы он ни спешил, как обычно, проезжая неподалеку от Рижского вокзала, не мог не свернуть на Трифоновскую улицу и не полюбоваться хоть недолго на белостенную церковь мученика Трифона в Напрудном. И никогда не мог объяснить, почему. Наверное, душа художника тянула его к этой словно бы по ошибке оказавшейся на земле, изысканной в своей простоте небольшой каменной церквушке с изящной лепниной.

Гожо посмотрел на невысокий купол цвета потемневшего серебра и улыбнулся. У него все получится. Он уверен.

* * *

Весь путь обратно Одиссей, как и прочие гребцы, не отходил от весла, но едва только дно корабля заскребло по песку Троянского побережья, он перемахнул за борт одним из первых и поспешил за мрачным Ильей: забегал вперед, заискивающе заглядывал в глаза и что-то приговаривал, суетливо взмахивая руками.

Илья не останавливался и не прислушивался. И так ясно, что хитрый царек отчаянно хотел оправдаться за то, что предложил его в качестве заложника лэйстесам, и удостовериться, что грозный Ахилл не держит на него зла.

Мирмидоны дружно вскочили при его появлении. Илья кивнул им на ходу и скрылся в палатке — не хотел никого видеть. Отцепил меч, снял доспехи и поножи, растянулся на устланном шерстяными покрывалами диффе и мрачно уставился в потолок, размышляя о том, что произошло в плавании. О том, что он сделал и, самое главное, о том, чего не сделал.

Илья не сразу заметил отсутствие Брисейды. А когда понял, что ее нет, едва не застонал — так не хотелось ему выяснять, куда делась девчонка.

— Где? — выйдя из палатки, коротко поинтересовался он у предусмотрительно сидевшего неподалёку Патрокла.

Рыжий грек медленно поднялся и вздохнул.

— Пока не было тебя, за ней микенцы приходили. Мы их не пустили. И тогда сам Агамемнон сюда пришел.

Патрокл нахмурился и отвёл глаза. Мирмидоны подчинялись Ахиллу, но, будучи дисциплинированными воинами, понимали, что должны выполнять и распоряжения вышестоящего начальника, то есть Агамемнона. И что остается делать подчиненным, когда два командира отдают им совершенно противоположные приказы?

— Давно?

— Вчера вечером.

— Ты знаешь, почему он так решил?

— Из-за Терсита, сына Агрия, — скривился Патрокл.

— Из-за Терсита?

— Да. Пока не было тебя, произошло в лагере настоящее побоище. Как только за горизонтом исчезли пентеконторы, Терсит сын Агрия во всеуслышание заявил, что мы против воли богов идем, что неприступна Троя и обречены греки на поражение, что мы здесь ни славы, ни богатств не обретём. И что надо брать с Ахилла пример — отправляться домой.

— Все же знают, что Одиссей отправился за продовольствием! — воскликнул пораженный Илья. — Все знают, что Ах… что я никогда бы не уехал без вас!

— То, что каждый знает по-отдельности каждый, не всегда знает толпа, — угрюмо заметил Патрокл.

«Ничего не меняет, — подумал Илья и криво ухмыльнулся. — Три тысячи лет, а люди всё такие же».

— А что Агамемнон?

— Агамемнон решил, что это ты сыну Агрия велел беспорядки устроить и сделать так, чтобы армия домой отплыла.

— Какая же мне выгода, чтобы армия отправилась обратно?

Вопрос был явно риторический, потому, выдержав небольшую паузу, Патрокл продолжил:

— Солдаты поддались на слова сына Агрия. А Темен, царь аргосцев, даже своих воинов собрал, и они отплыли. Агамемнон за ними своих коринфян послал и верных ему микенцев. Те нагнали аргосцев, потопили два пентеконтора и остальных обратно вернули. После чего Агамемнон устроил публичную казнь Терсита сына Агрия. Тех, кто продолжал возмущаться, на месте убивали коринфяне и микенцы. Ахилл, той ночью сожгли мы на кострах более сотни воинов! Не после всякой битвы с троянцами такие потери у нас были! — в голосе Патрокла слышалось искреннее возмущение. Погибнуть от руки врага — это честь. Но мало что сравнится в бесславии, чем падение от руки своих. — А потом долго каялись Темен и оставшиеся аргосцы перед Агамемноном и перед всей армией за содеянное. И после этого послал царь своих людей сюда, чтобы забрать твою пленницу, а когда отказались мы ее отдать, явился сам.

Илья завертел головой — нет ли поблизости Яна? Совет опытного товарища ему бы сейчас не помешал. С другой стороны, Илья и так знал, что скажет ему Ян. Брисейда была нужна раньше, чтобы послужить поводом к отказу Ахилла сражаться за Агамемнона. Сейчас, когда мирмидоны больше не участвуют в боях, цель достигнута, и пленница больше не нужна.

Всё логично, всё правильно — но что-то мешало Илье, как ни в чем не бывало, развернуться и скрыться в шатре Ахилла. И не только жалость к девчонке. Мешала совесть, уже и так стонущая под тяжестью вины за собственную нерешительность в истории с пиратами.