Оборотень - [10]

К рассвету разгрузка была закончена, и транспорт отдал концы. Немногим позже снялся с якоря и советский пароход, пополнив запасы продуктов свежими фруктами, в изобилии доставленными жителями городка.

Гористые берега Калабрии уже скрывались в гуманной дали, когда в каюту капитана советского парохода явился вахтенный и доложил, что на баке, между бунтами каната, обнаружен человек. Он хорошо говорит по-русски и умоляет оставить его на судне…

— Уверяет, что русский и бежал из американского лагеря перемещенных лиц, — добавил вахтенный, — но сказать можно все…

— Разумеется. А на судно он попал как?

— Добрался вплавь, ночью, и влез по якорной цепи через клюз.

— Смелый парень! А ну-ка, давайте его сюда…

7. ПАРИКМАХЕРСКАЯ В ГРОСЕНГАЙНЕ

Однажды утром в парикмахерскую герра Мюллера, помещавшуюся на главной улице саксонского городка Гросенгайна, неподалеку от вокзала, зашел человек. Погода стояла пасмурная, холодная, но на посетителе не было ни пальто, ни даже шляпы.

— Пренеприятная история, — сказал человек, подсаживаясь к старику, читавшему в ожидании своей очереди газету. — Отстал от поезда! Приходится ждать следующего… Скажите, тут можно курить?

Говорил он по-немецки с сильным акцентом, хотя и вполне свободно. Последнюю фразу произнес нарочито громко, обращаясь, по-видимому, не столько к старику, сколько к хозяину, работавшему над шевелюрой толстяка, безучастно смотревшего на свое отражение в зеркале и готового, казалось, вздремнуть до конца сеанса…

Услышав этот вопрос, герр Мюллер быстро обернулся и внимательно оглядел говорившего.

— Могу предложить хорошую сигару, — отвечал он, медленно выговаривая каждое слово.

— Благодарю. Я курю папиросы, — в тон ему произнес посетитель и вынул из кармана пиджака коробок с изображением скачущего горца…

— О-о! — расплывшись в улыбке, сказал старик, оторвавшись от своей газеты. — У господина русские папиросы… хорошая марка!

— Я и сам русский, — улыбнулся посетитель. — Берите, прошу вас.

— Премного обязан! — Старичок взял из коробка одну папиросу, потом с виноватым видом взял другую и бережно спрятал в жилетный карман. — О, русские не помнят зла! Когда они пришли в наш город, моя жена, фрау Луиза, плакала и молилась — нас пугали, что русские будут жечь дома… и все отберут… Но у нас жил русский офицер, и он не сказал ни одного грубого слова, и когда встречался со мной, всегда предлагал папиросу… вот эти самые — Каз-бек…

— Прошу вас! — герр Мюллер тряхнул белоснежной салфеткой и указал на освободившееся кресло.

— Но, кажется, очередь не моя…

— О, что вы, — заторопился старичок. — Мне же не к спеху… Пожалуйста… я рад услужить русскому господину.

Герр Мюллер — мастер своего дела, и не прошло и пяти минут, как посетитель был чисто выбрит, причесан, освежен одеколоном. Но, видно, торопливость не приводит к добру: когда оставалось только сдернуть салфетку с плеч клиента, герр Мюллер неосторожным движением столкнул с подзеркальника чашечку с взбитой мыльной пеной — и прямо на колени «русскому господину»…

— Мой бог! — в ужасе вскричал парикмахер. — Прошу прощения! Такая неосторожность… Пожалуйста, вот сюда… — Он почтительно указал на дверь, завешенную портьерой. — Одну минуту!

И схватив со столика щетку и стакан с водой, герр Мюллер кинулся вслед за своим клиентом.

Старичку, ожидавшему очереди, определенно не везло. Чистка костюма посетителя требовала, по-видимому, порядочно времени. Отложив газету, старичок прошелся по комнате. Поравнявшись с дверью, которую хозяин впопыхах не притворил плотно, он вдруг остановился и прислушался к доносившимся голосам.

— Странно, — прошептал он. — Очень странно!

За дверью послышались шаги, и старичок поспешно вернулся на свое место, к столу.

Герр Мюллер вышел в сопровождении посетителя. Кланяясь и извиняясь, он проводил «русского господина» до выхода из парикмахерской и даже постоял с минуту на пороге, пока тот не скрылся за поворотом улицы.

Потом, вернувшись в залу, вежливо пригласил старичка занять место перед зеркалом.

…Через полчаса старичок, побритый и подстриженный в парикмахерской герра Мюллера, медленно шагал, опираясь на трость, по улице, становившейся все шумнее и люднее. По правилам, ему давно уже пора было бы вернуться домой, где ожидала его фрау Луиза, но какая-то назойливо прицепившаяся мысль не давала покоя старичку.

«Странно, — думал он. — Странно и непонятно, почему герр Мюллер и русский господин разговаривали между собой по-английски?…»

Группа работников Энского машиностроительного завода прибыла к месту своего назначения — в маленький немецкий городок на границе Восточной и Западной зоны. Дорога обошлась без каких-либо происшествий, если не считать того, что на станции Гросенгайн двое из группы отстали от поезда. Впрочем, через несколько часов, в Дрездене, где была пересадка, оба они догнали эшелон, так что начальник группы, ехавший в другом вагоне, даже не заметил их отсутствия.

Один из отставших был переводчик Стрельцов, присоединившийся к группе в Бресте. Второй — молодой инженер Михаил Кузьмин.

Вечером в номер гостиницы, занятый начальником группы, — главным инженером завода, — кто-то тихо постучался. Петр Савельич отворил и увидел на пороге Юрия.