Обнаженная тьма - [54]
И мгновенно отказали силы. С тихим стоном она села прямо на ступеньки, привалилась лбом к каменным перилам, едва сдерживая рвотные спазмы. Желудок, чудилось, так и рвался наружу. В голове шумело.
«Надо уходить! – наконец-то пробилась связная мысль сквозь путаницу ужаса. – Опомнятся, схватят – тогда мне не вырваться».
Кое-как приподнялась, начала спускаться с крыльца, и тут кто-то схватил ее за локоть. Карина обернулась – и удержала новый крик ужаса: это был Иванов.
– Не бойся – свои, – сказал он, с досадой глядя на ее искаженное лицо, белое как мел, в свете фонариков, которыми щедро был украшен фасад «Стеньки Разина». – Тебя подвезти?
– Что? – выдавила она, с трудом соображая.
– Подвезти, говорю? Или у тебя машина? – Он ощутимо тряхнул ее, заставляя прийти в себя. – Да прикройся, наконец!
Карина повела глазами вниз. Господи! Она голая до пояса, совершенно голая! Платье чудом удержалось на бедрах, сделавшись из почти мини значительным макси, а вот сверху…
Слабо пискнув, она закрылась руками крест-накрест.
– Блин! – с чувством сказал Иванов. – Наберут детей во флот!.. – Сорвал пиджак и накинул на плечи Карины.
Она тупо моргнула – и вдруг вытаращила глаза, увидев ремень на плече и кобуру под мышкой. Кобура была еще приоткрыта, и тусклый блеск металла приковывал взгляд.
– Ой, бежим скорее! – прорезался у нее голос. – А вдруг они… вдруг…
– Мобилизуются? – понимающе кивнул Иванов. – Не волнуйся. Лавандовая вода – весьма сильнодействующее средство. Живо мозги прочищает.
– А что это? – робко спросила Карина. – Лекарство?
– Во-во, – усмехнулся Иванов. – Лекарство от… глупости и жадности. Кстати, если в твоей хорошенькой головенке есть мозги, в чем я, честно говоря, сомневаюсь, это словосочетание – лавандовая вода – ты поскорее забудь, потому что оно смертью пахнет, и игрушки эти не для маленьких деточек-проституточек.
– Я не проститутка! – задохнулась Карина.
– Ну, глядя на тебя сейчас, этого, извини, не скажешь, – развел руками Иванов. – Пошли, в самом деле, хватит судьбу искушать. Хоть Олежек трус отъявленный, что по морде видно, и тутошний страж ворот тоже не больно-то храбер, а уж господин Петров – и вовсе тюфяк, однако от страха и заяц, говорят, волка укусить может. Так ты с машиной?
– Нет.
– Тогда давай подвезу.
Он кивком пригласил Карину следовать за собой и прошел вдоль недлинной вереницы автомобилей к ошеломляющему «Мерседесу», который в свете фонаря поблескивал морской водой с серебром.
«Существует только два вида автомобилей, – вспомнила Карина чьи-то слова. – «Мерседес» – и все остальные».
Спаситель Карины открывал свое сокровище весьма своеобразно: резко стукнув кулаком по дверце. Замок с жалобным хрюканьем открылся. Карина нервически захихикала: и это движение, и этот звук до боли напомнили ей расправу с Олегом Куперовичем, и она просто-таки облизнулась, отчаянно желая еще разик смазать его по предательской морде, да покрепче.
– Садись.
Карина скользнула в накрепко прокуренные автомобильные недра и сразу закашлялась.
Иванов тоже заперхал.
– Разве можно так много курить? – дрожащим голоском сказала Карина. – Окажись здесь моя сестра, она бы вам просто шею перепилила. Вы же сами себя губите!
Она слабо соображала, что несет, однако воспоминание об Александре было тем спасительным якорем, за которое уцепился ее перебулгаченный рассудок. Дрожь начала утихать.
– И не говори! – пробормотал Иванов, возясь под приборной панелью. – Я тоже Пал Василичу сто раз талдычил: ну чего ты дымишь, как паровоз? Через год сгоришь от рака легких! А каково тем, кто рядом с тобой вынужден отравищей дышать?! Но с этой тушей душеспасительные беседы вести – что об стенку горох.
Карина с изумлением увидела, как Иванов выдернул из-под панели путаницу проводков, что-то дернул, что-то соединил – и мотор мягко заурчал.
– Вы что, потеряли ключ? – спросила Карина и вдруг до нее дошло: – Это не ваша машина! Это машина Петрова?!
– Ага! – весело согласился Иванов, изящно разворачиваясь и посылая автомобиль по пологому подъему. – Проведем небольшую экспроприацию экспроприаторов! Да ты не переживай, я не угонщик какой-нибудь. Отвезу тебя, потом отгоню тачку к петровскому дому – и нехай стоит, пока хозяин не прибежит.
– А как же он отсюда доберется? – забеспокоилась Карина, и Иванов покосился на нее с веселым изумлением:
– Дитя мое, тебя случайно зовут не мать Тереза?
Карина мелко захихикала, с облегчением устраиваясь на удобнейшем сиденье, запахивая пиджак и закидывая нога на ногу. И испустила стон:
– Боже! Каблук! Я сломала каблук!
Так вот почему ей было так неудобно идти, вот почему она ковыляла!
Ну, все. Это все!
Это было той самой соломинкой, которая однажды уже сломала спину злополучного верблюда. Карина уткнулась лицом в ладони и заплакала навзрыд.
– Слушай, – послышался рядом обеспокоенный голос, – этот сучий сын тебе ничего не сделал? Или?..
Она мотнула головой, пытаясь остановить слезы, но это плохо удалось.
– Тогда в чем дело? Хотя… – Иванов осекся. – Понятно. Бывает! Иногда с отвращением к людям невозможно справиться.
