Обнаженная модель - [59]

На картину «Помню тебя, Венгрия» обратили внимание зрители, были желающие приобрести ее, предлагая большие деньги. Мои коллеги по симпозиуму уговаривали меня продать ее, но я этого не сделал, т. к. в Союзе художников меня жестко предупредили, что в Венгрии частным лицам продавать свои картины нельзя. Продать ихя имел право только официальным чиновникам, представлявшим Министерство культуры, или музеям. Как советский человек, я отдал эту картину в ратушу города Хайдубёсёрмень. Остальные художники бойко торговали своими произведениями, не опасаясь последствий.

После вернисажа был большой прощальный банкет. Мне дали слово:

— Я поднимаю бокал за красоту женщин Венгрии и за трудолюбивую мужскую половину.

Мой тост очень понравился жене и дочери секретаря горкома. Они захлопали в ладоши, подошли ко мне, выпили со мной на брудершафт, закончив долгим поцелуем. Следом подошел сам секретарь, улыбаясь, подсел ко мне, налил паленки, обнял меня и на довольно сносном русском языке сказал:

— Спасибо тебе, своим тостом ты такой подарок сделал нашим женщинам, они ведь у нас не блещут красотой, но ты знаешь, как поднять настроение дамам.

— Где вы так хорошо научились говорить по-русски? — Спросил я.

— В Москве. Я окончил Высшую партийную школу, на Миусской, — он тяжело вздохнул и продолжил:

— Вот русские женщины, действительно красавицы, давай выпьем за них.

Мы чокнулись и выпили. Секретарь горкома негромко продолжил:

— Я мечтаю вновь побывать в Москве, но для меня есть только один путь: добиться поступления в Академию общественных наук, ту, что недалеко от Площади Восстания, попасть туда очень трудно. Я не теряю надежду, и каждый год пишу в наш ЦК заявление. Но, пока, никакого ответа.

Мы выпили еще по стопочке.

— Твоя картина очень понравилась мэру города, повесим ее в ратуше. А твою вторую — «Туркменская свадьба», у тебя приобретет музей города Дебрецена. Здесь сейчас их представитель, он к тебе подойдет и все скажет. Желаю успеха.

На прощание мы обнялись, и он вернулся к своим дамам.

После поездки в Венгрию, меня пригласила к себе референт по живописи Союза художников Маргарита Хламинская. Встретив меня в кабинете, окна и двери которого были, как всегда открыты, она сказала:

— У наших секретарей Союза есть мнение, что пора издать подборку твоих картин. Предисловие к изданию напишет сам главный редактор журнала «Творчества» Юрий Иванович Нехорошев. Он сказал, что давно прослеживает твой творческий рост, и уже немало статей написал о тебе в журнале «Творчество», а также в газете «Советская культура». Я советую тебе сходить в редакцию, где сидит Нехорошев, его кабинет — на первом этаже. Пройдешь через кинозал, спустишься по лестнице вниз, и справа по коридору — его дверь. Ты иди, а я ему сейчас позвоню.

Так я впервые познакомился с Юрием Ивановичем Нехорошевым.

После беседы о предполагаемом издании я понял, что публикация в печати дело очень хлопотное и затяжное. В те годы расходы на издание монографий и брошюр брало на себя издательство «Советский художник». Очередь из известных, маститых живописцев, годами дожидавшихся выхода в свет изданий об их творчестве, была немалой. Юрий Иванович сказал:

— Вопрос об издании «чего-нибудь о тебе», как сказали в секретариате, решен, я с удовольствием напишу вступительную статью, материала у меня достаточно. Только вот в чем вопрос, что это будет? Небольшая книга в мягком переплете из серии «Новые имена» или буклет открыток. Это ты должен решить с директором издательства «Советский художник» Владимиром Викторовичем Горяиновым. Поэтому, прямо сейчас же дуй к нему в издательство, на улицу Черниховского, я ему позвоню, он тебя примет.

Я поехал в издательство «Советский художник». Владимир Викторович очень симпатичный человек приятной наружности рассказал мне о тех трудностях, которыми сопровождается печать изданий о художниках. Для меня это не было новостью, я был уже подготовлен Юрием Ивановичем. В конце беседы Горяинов сказал:

— Если запустить книгу о вас в серию «Новые имена», то придется набраться терпения и ждать в порядке живой очереди три, четыре года.

— Юрий Иванович меня предупредил, что придется ждать, но, что столько лет, мне и в голову не приходило.

— Не расстраивайтесь, у меня к вам есть предложение. Не знаю, согласитесь ли вы. Наше издательство выпускает подборку открыток из четырнадцати репродукций, с вступительным текстом. Они упакованы в футлярчик, а на обложке еще одна репродукция, получается уже пятнадцать. Вот, посмотрите.

Он снял с полки и протянул мне образец буклета.

— Если вы хотите быстрее получить печатную продукцию, соглашайтесь на открытки. Через полтора года, а может и раньше они уже поступят в продажу.

В Ашхабаде, в залах Союза художников Туркмении, роскошного выставочного комплекса, созданного по проекту архитектора Абдулы Ахмедова, проходила республиканская художественная выставка. Из Москвы приехали искусствоведы Кантор и Нехорошев. Кантор читал лекции по современному изобразительному искусству, сопровождая их показом диапозитивов на небольшом экране. Московские искусствоведы открыли выставку, после чего пошли по залам. Авторы работ толпились на почтительном расстоянии, наблюдая реакцию маститых критиков на выставленные картины. Художники ревниво следили за тем, как москвичи реагируют на их работы, развешенные по стенам, на каких искусствоведы задерживают свой взгляд, и даже наклоняются, чтобы прочитать имя автора на этикетке, а где равнодушно проходят, не задерживаясь, и только мельком окидывают полотно глазом, переходя к следующей картине. Я стоял среди художников и с любопытством наблюдал за передвижением Нехорошева и Кантора по выставочным залам. Наконец они дошли и до моей большой картины «В предгорьях Копетдага». Искусствоведы остановились перед ней, постояли, нагнулись, чтобы прочитать фамилию автора, потом отошли, посмотрели издали, обмениваясь впечатлениями. Затем они подошли уже к самому полотну, рассматривая подробности и детали картины, продолжая о чем-то говорить. Так продолжалось довольно долго, что вызвало неоднозначную реакцию остальных художников, в основном вызывая раздражение. До меня доносились обрывки фраз: