Обнажая Сердце - [47]

— О том же, — говорит он, его выражение лица напряженное и задумчивое. Я выдыхаю воздух, скопившийся внутри, и жду. Он проводит пальцами по золотистым волосам и сжимает челюсть.

И начинает.

— Когда я узнал, что Ирис больна, я был еще ребенком. Все что меня заботило в то время, как любого нормального семилетнего мальчика, это веселье и создание проблем.

Мои губы мягко изгибаются.

— Все изменилось, когда я случайно узнал, что она, возможно, умирает. Мне кажется, я повзрослел за ночь. У меня появилась цель защищать ее. Я думал, если мы, Майк и я, будем заботиться о ней, она все переживет, — он сглатывает, ущипнув себя за переносицу. — Да, люди разводятся, люди расходятся, ничто не длится вечно, несмотря на то, что ты этого желаешь. И когда ты уходишь, должен сделать это аккуратно, с уважением к человеку, с которым делил жизнь, — он выдыхает. — В тот день, когда он ушел от нас, сначала я не понял, что происходит. Когда услышал, как Ирис начала умолять его не уходить, я не мог поверить. Я пытался с ним поговорить, сказать ему, что нам нужно о ней заботиться, но все, что он сделал, попросил меня не вмешиваться. Я до сих пор четко помню фрагменты их разговора. Она пыталась вразумить его, что я могу остаться сиротой, что он нужен нам обоим, — Дэниел замолкает на минуту. Кажется, он борется с чем-то внутри. — Не думаю, что когда-либо смогу забыть тон ее мольбы. Она была слабой и сломленной.

Мне было очень больно за него, я погладила сначала его щеку, скользнув медленно на его грудь под свободной футболкой. Я придвинулась ближе, переплетая наши ноги.

— Этот трус ответил, что не может остаться, ни ради Ирис, ни ради меня. Он сказал, что ему нужно убраться от нас подальше;  что он слишком молод, что не сможет нести такую ношу, — Дэниел покусывает щеку и фыркает. —  А еще он сказал, что я скоро стану мужчиной и смогу справиться сам, — говорит он холодным голосом. — Я был в ужасе, что мы останемся лишь вдвоем, что его уход спровоцирует ухудшение в ее здоровья. Что меня не будет достаточно, чтобы помочь ей. Я боялся, что это убьет ее. Я был в ужасе.

Я пытаюсь остановить слезы, собирающиеся в уголках моих глаз.

— Знаешь, Хейлз, как некоторые моменты или ситуации в жизни меняют тебя? Как лишь одной маленькой критической вещи хватает, чтобы оставить глубокий след, испортить тебя. Те моменты, которые, в итоге, определят, каким человеком ты вырастешь?

Я киваю.

— Это был один из таких моментов для меня, — тон его голоса становится холодным от злости. — Слышать, что он уходит от нас, что ему плевать на нее и на меня, сделало меня бесполезным и запуганным. Я закрылся. Я все еще не понимаю, как можно однажды проснуться и решить бросить свою умирающую жену.

— И сына, — добавляю я. Он трет рукой лицо и вздыхает.

— Когда он сказал, что не может остаться, ни ради нее, ни даже ради меня, когда я увидел, что моя мать разбита и напугана, то почувствовал чистую ярость.

Долгое время я просто смотрю на его челюсть, двигающуюся под его кожей. Когда он продолжает, я молчу и не перебиваю, позволяя ему вести.

— Я помню, как гнев поглотил каждую часть меня. Я был так полон ярости, что единственным способом избавиться от нее, было как-то выплеснуть ее. Я был просто ребенком, но уже большим и сильным для своего возраста, — на долгий момент он фокусируется на чем-то, потерявшись в своих мыслях. — Это воспоминание все еще такое яркое в моей голове, — говорит он. — Я помню, как схватил стул и побежал на него. В итоге я повалил его на пол.

Я не могу сдержать дрожь, поднимающуюся по моему позвоночнику, от сцены, появившейся перед моими глазами. Мурашки покрывают мою кожу.

— Ему потребовалось несколько секунд, прежде чем отойти от шока. Я воспользовался возможностью и набросился на него со всей силой и гневом, пока он несильно, но оттолкнул меня от себя. От этого толчка я врезался в мебель, и острый угол оставил глубокий порез на моей брови.

В ответ на его слова я крепче обнимаю его за талию. Он накрывает мою руку своей, будто пытаясь успокоить меня.

Все должно быть наоборот.

— Мне было очень больно. Моя голова пульсировала, а лицо было покрыто кровью, но, по большей части, больно было от того, что меня так легко… отвергли, меня не хотели.

Я нервно впиваюсь в палец зубами, чувствуя отвращение.

— Но я глубоко его ненавижу из-за того, как он обошелся с Ирис, когда та вышла посмотреть, что произошло. Она была в панике, ее трясло от того, что она увидела нас в таком хаосе. И когда она попыталась его вразумить, умоляя помочь мне и отвезти в больницу, он отпихнул ее. А я был беспомощен, лежал на полу и не мог помочь ей. В тот самый момент всякое уважение и хорошие чувства к нему превратились в ненависть, — черты его лица ожесточились. — Как я и сказал, это был случай, изменивший мою жизнь, Хейлз. Я стал жестоким. Тот факт, что у меня не было стабильного дома в следующие несколько лет, только усилил все, делая меня злее, жестче и более замкнутым. Мой темперамент управлял мной долгое время. Это было моим решением, помогало мне держать всех в стороне. Я был злым ребенком и вырос в проблемного и жестокого подростка, и, в итоге, в очень вспыльчивого взрослого. Хейлз, я набрасывался на людей без причины. Был момент моей жизни, когда я дрался с людьми в специализированных клубах, просто чтобы выплеснуть гнев. Это никогда не было связано с причинением боли себе или другим людям. Просто высвобождением злости.