Обманщик - [37]

Отто Восс ничем не выдал своего удивления. Значит, эта хорошенькая русская ищейка подозревает, что немец приехал с Запада, чтобы установить связь с русским агентом, а не с восточногерманским предателем. Это интересно.

– Полковник, у вас есть какие-либо основания полагать, что Граубер приехал для личной встречи? Или вы считаете, что он должен был просто оставить шпионские материалы в тайнике?

– Мы уверены, что он приехал для личной встречи, – ответил Восс. – Дорожное происшествие случилось вчера в 12.30, а он пересек границу позавчера в одиннадцать часов. Если бы ему нужно было оставить что-то в тайнике или забрать из него, ему не понадобилось бы крутиться в ГДР больше суток. Он все успел бы сделать во вторник, еще до вечера. А, как выяснилось, он провел ночь со вторника на среду в отеле «Черный медведь» в Йене. Мы почти уверены, что он приехал для передачи материалов из рук в руки.

Сердце Ваневской пело от радости. Личная встреча, где-то между Йеной и Веймаром, вероятно, на шоссе, по которому почти в то же самое время проезжал тот, за кем она охотилась. Этот немец приехал для встречи с тобой, сукин ты сын.

– Вы установили личность Граубера? – спросила она. – Надо полагать, это не настоящее его имя?

Стараясь скрыть свое торжество, Восс открыл папку и протянул ей портрет Граубера, составленный по описаниям двух полицейских из Йены, двух патрульных дорожной полиции, которые помогали Грауберу затянуть гайку на площадке к западу от Веймара, и обслуживающего персонала отеля «Черный медведь». Портрет получился очень похожим. Потом Восс молча передал ей увеличенную фотографию. С нее и с портрета на Ваневскую смотрело одно и то же лицо.

– Это некто Моренц, – пояснил Восс. – Бруно Моренц, штатный сотрудник западногерманской разведывательной службы. Работает в кёльнском отделении.

Ваневская была поражена. Итак, эта операция организована Западной Германией. А она всегда была уверена, что «ее» человек работает на ЦРУ или Интеллидженс Сервис.

– Вы его еще не нашли?

– Нет, майор. Признаться, я сам удивлен. Но мы обязательно его схватим. Вчера ночью мы обнаружили брошенный полицейский автомобиль. Согласно оперативной сводке, в машине был пробит бензобак. Граубер мог проехать на ней десять-пятнадцать минут, не больше. Ее нашли вот здесь, недалеко от Апольды, к северу от Йены… Следовательно, сейчас у Граубера-Моренца нет машины. У нас есть полное описание: высокий, плотный, седой, в помятом плаще. У него нет документов, он говорит с рейнландским акцентом, находится в плохой физической форме. Он будет бросаться в глаза.

– Я хочу присутствовать на допросе, – сказала Ваневская.

Она не отличалась излишней щепетильностью, на допросах ей приходилось бывать и раньше.

– Если я получу официальный запрос из КГБ, разумеется, мне придется согласиться.

– Вы его получите, – сказала Ваневская.

– Тогда далеко не уезжайте. Думаю, к полудню он будет в наших руках.

Майор Ваневская вернулась в местное управление КГБ, сообщила, что она не полетит ближайшим рейсом из Потсдама, потом по линии спецсвязи позвонила генералу Шаляпину, и он согласился с ее планом.

В полдень из потсдамского аэропорта вылетел транспортный Ан-32 советских ВВС с генералом Панкратиным и другими старшими офицерами, возвращавшимися в Москву. Их сопровождали младшие офицеры, они везли мешки с почтой. На борту самолета не было «стенографистки» посольства в темном костюме.

* * *

– У него может быть раздвоение личности, сумеречное помрачение сознания или реакция бегства, – сказал доктор Карр за салатом из дыни и авокадо.

Он внимательно выслушал рассказ Маккриди о человеке без имени, который, очевидно, страдал сильнейшим нервным расстройством. Маккриди не сказал, а доктор Карр не спрашивал о том, где находится этот человек. Известно было одно; он на вражеской территории. Пустые тарелки убрали и подали филе из морского языка.

– Что такое сумеречное помрачение сознания? – спросил Маккриди.

– Оторванность от реального мира, разумеется, – объяснил доктор Карр. – Это один из классических симптомов такого синдрома. Возможно, признаки самообмана проявлялись у него и до явного срыва.

«Еще как проявлялись, – подумал Маккриди. – Вера в то, что тебя полюбила проститутка, надежда уйти безнаказанным после убийства двух человек».

– В реакции бегства, – продолжал доктор Карр, цепляя вилкой нежное мясо, – подразумевается бегство от реальности, особенно жестокой, неприятной реальности. Думаю, ваш человек теперь окажется в очень затруднительном положении.

– Что он станет делать? – спросил Маккриди. – Куда он пойдет?

– Он будет прятаться там, где почувствует себя в безопасности, где его никто не будет трогать, а все проблемы вроде бы отойдут на второй план. Он может даже впасть в детство. Однажды у меня был пациент, который, будучи не в силах бороться с жизненными проблемами, пошел в спальню, лег на кровать, свернулся в позе эмбриона, сунул палец в рот и в такой позе застыл. Мы не могли его вывести из этого состояния. Детство, понимаете ли. Безопасность, надежность. Никаких проблем, никаких забот. Между прочим, морской язык отличный. Да, еще немного мерсо… Благодарю.