Обманка - [10]

Изольда не могла оторвать глаз от чудесного кораблика, и аристократ кивнул ей и помахал рукой, когда проплыл мимо.

– Карнавал, – негромко сказал брат Пьетро, заметив великолепно расшитый жилет под темным плащом и яркую маску, закрывавшую лицо. – Худшего времени для появления в этом городе не придумаешь.

– А что плохого в карнавале? – полюбопытствовала Ишрак, разглядывая черную гондолу и красивого мужчину в маске.

– Это двадцать дней чревоугодия и распутства перед Великим постом, – ответил брат Пьетро. – Карнавал, как они это время называют, это синоним самого мерзкого поведения. Если бы мы расследовали греховность, то достаточно было бы указать на каждого прохожего. Этот город славится множеством пороков. Нам надо как можно больше времени проводить в доме и избегать бесконечных выпивок, прогулок и танцев. И чего-нибудь похуже.

– Но до чего роскошный дом! – продолжала восхищаться Изольда. – Настоящий дворец! Вы успели заглянуть внутрь? Каменные ступени, ведущие к личному причалу! И факелы в здании!

– Смотрите! – Ишрак указала куда-то вперед.

Там прямо у воды были построены еще дома: большинство стояло на полностью окруженных водой островках, соединенных между собой узкими выгнутыми деревянными мостами. Слева путешественники увидели шпили церковных колоколен, расположенных за домами у воды, и у каждого второго-третьего дома узкий извилистый канал уходил в центр города. От главного канала ответвлялись каналы поменьше – и все они были заполнены гондолами и рабочими лодками, на каждом причале толпился народ – и большинство людей были в фантастических костюмах. Женщины, пошатываясь, шли в туфлях на невероятно высоких каблуках, а некоторым приходилось даже опираться на идущую рядом служанку.

– Что у них на ногах? Это же почти ходули! – воскликнула Ишрак.

– Их называют чопины, – пояснил брат Пьетро. – Благодаря им дамы не намочат платья и ноги, когда улицы затапливает водой. – Он внимательно посмотрел на женщин, которые неспособны были стоять без посторонней помощи, но выглядели великолепно: невероятно высокие, в красивых пышных платьях. – Святой престол их одобряет, – добавил он.

– Кажется, вы бы назвали их проявлением нелепого тщеславия? – с любопытством уточнила Ишрак.

– Поскольку они не позволяют танцевать и женщины, надевая их, не могут ходить самостоятельно, они прекрасно предотвращают грех, – ответил брат Пьетро. – Это – большое преимущество.

– Все именно так, как говорили: город построен на воде! – изумленно произнесла Изольда. – Дома расположены близко друг к другу, словно корабли, тесно пришвартованные в порту.

– Никогда ничего подобного не видел! А как же здесь могут перемещаться кони? – поинтересовался Фрейзе.

– Паромщик отвезет их дальше, за город, после того как высадит нас, – сообщил ему брат Пьетро. – Когда они нам понадобятся, мы возьмем лодку, чтобы до них добраться. В Венеции нет коней: все перемещаются по воде.

– А товары на рынки? – уточнил Фрейзе.

– Привозят на лодках и выгружают у набережной.

– А постоялые дворы?

– Принимают путников, которые прибывают и уплывают на лодках. При них нет конюшен.

– А священники, которым надо в храмы?

– Приплывают и уплывают на лодках. У каждого храма есть свой собственный каменный причал.

– Ага! А как доставляют камень для строительства? – спросил Фрейзе таким тоном, словно наконец-то поймал брата Пьетро на небылице.

– Камень привозят специальные огромные баржи, – ответил брат Пьетро. – Все перевозится по воде, как я уже сказал. Есть даже большие баржи, которые привозят питьевую воду.

Тут Фрейзе уже не выдержал.

– Теперь я уверен, что ты меня обманываешь, – заявил он. – Уж чего в этом городе хватает, так это воды! Они небось и рождаются с перепонками между пальцев, эти венецианцы.

– Это – странные и ни на кого не похожие люди, – признал брат Пьетро. – Они управляют собой сами, без короля, у них нет проселков и дорог, их город – богатейший город во всем христианском мире, они живут на море и за счет моря. Они постоянно расширяются, и их единственный бог – это торговля, однако они воздвигли на каждом канале красивейшие церкви и украсили их в высшей степени вдохновляющими святыми изображениями. Каждый храм – это сокровищница духовного искусства. И при этом люди здесь ведут себя так, словно Бог так же далек от них, как они сами – от материка, и к Нему можно попасть, только проделав долгий путь.

Они уже приближались к центру города. Оба берега широкого канала были одеты в белый истрийский камень, что превращало их в непрерывный пирс, который местами пронзали каналы-притоки, уходящие в глубь города. Многие мелкие внутренние каналы были пересечены деревянными мостиками, а над некоторыми из каналов были возведены крутые ступенчатые мосты из белого камня. Парус их корабля терял прохладный бриз, так что паромщик спустил его и перешел на греблю: он сел на весло по одному борту, а его помощник наваливался на весло с другого борта. Их путь пролегал через непрерывное движение гондол, которые быстро скользили по реке под громкие крики гондольеров, стоящих на корме: «Гондола! Гондола! Гондола!»

Канал был заполнен рыбацкими баркасами, плоскодонными баржами для перевозки тяжелых товаров, паромами, забитыми бедным людом, – и между ними от одного берега к другому сновали наемные гондолы. Двум девушкам, выросшим в небольшом сельском замке, все это казалось праздничным и невероятно суетливым: они вертели головами, не веря собственным глазам. На всех гондолах, кутаясь в плащи и скрывая свои лица под карнавальными масками, сидели пассажиры. Женские маски были украшены разноцветными плюмажами, а прорези для глаз были сделаны в форме кошачьих глаз. Женщины накрывали головы яркими капорами, улыбающиеся губы прятали за веерами, украшенными драгоценными камнями. Более интригующе выглядели те гондолы, где в центре изящного кораблика находилась небольшая каюта, двери которой были плотно закрыты, скрывая находящихся там любовников, а на корме медленно и невозмутимо работали веслом гондольеры. Порой за первой гондолой следовала вторая, на которой сидели музыканты, исполнявшие длинные любовные баллады для услаждения таинственной парочки.