Обманчивая тишина - [39]

Впрочем, я покуда прикусил язык.

— Это в корне меняет ситуацию, — заканчивал между тем Нилин. — И я полагаю поэтому, Семен Афанасьевич, что соображения Каротина не лишены оснований. Поищем Швейцарца. И здесь и в Нижнелиманске. Если тот действительно появился, надеюсь, мне не нужно говорить, какой это серьезный симптом. Ликвидировав сейчас группу Штурма, мы рискуем оказаться в положении хирурга, который удалил метастазу, но оставил в организме больного основное злокачественное новообразование.

В напряжении я смотрел на Лисюка. Он справился:

— Новое образование — это что?

— Рак, — коротко ответил Нилин.

Начальник управления пошевелил пальцами.

— Значит, что ж, нельзя еще докладывать в Москву? — вдруг совсем по-детски спросил он.

Под очками Нилина на мгновение мелькнули искорки иронии и тотчас исчезли.

— Нет, почему же, Семен Афанасьевич, — сказал он. — Можно доложить о первом успехе управления и о том, что оперативная группа углубляет поиск.

— Верно! — обрадовался Лисюк. — И это не будет выглядеть хвастовством.

Начальник управления еще минуту подумал, шевеля пальцами, и хлопнул руками по коленям.

— Принимаю такое решение. — Голос его снова звучал властно. — Вам, товарищ Каротин, немедленно вернуться в Нижнелиманск. Форсировать поиск. Докладывать регулярно. Вам, Петр Фадеич, координировать действия в Нижнелиманске и Одессе.

Лисюк встал с кресла и направился к своему месту. Встали и мы с Нилиным. Не садясь, он через стол протянул мне руку:

— Желаю успеха, товарищ Каротин. А вы, Петр Фадеич, задержитесь на минуту.

Я вышел из кабинета и подождал Нилина. Он привел меня к себе, и мы молча покурили.

— Вот так, — наконец сказал Петр Фадеевич и вздохнул. — Что, тоже закурили? Ладно. Комментариев не будет. Между прочим, вы, конечно, обратили внимание, как в Германии вдруг громко наших немцев полюбили, а?

Еще бы этого не заметить! Вот уже неделю нацистские газеты вели резкую кампанию против нашей страны, печатая целыми сериями статьи о «голоде» и «ужасах», которые, дескать, переживают немцы в СССР. «Союз заграничных немцев», это шпионское заведение фон Боле, даже открыл в Берлине выставку писем, понятно, подложных, и всяких других фальшивок, доказывающих эти самые «ужасы». Потом в германской столице начали кружечный сбор в пользу «голодающих в России братьев».

— А сегодня вы газеты уже видели? Нет? Взгляните тогда. — Нилин взял со стола и протянул мне «Известия». Одна заметка была отчеркнута красным карандашом.

Я прочитал:

«По сообщению агентства Вольфа, рейхсканцлер Гитлер, а вслед за ним и президент Гинденбург внесли свои пожертвования в фонд «помощи» мнимым «голодающим» в СССР немцам».

— Пикантно, не так ли? Каков человеколюбец! Ну, поезжайте, Алексей Алексеевич. Да, кстати, — поднял Нилин указательный палец, — в порядке информации: Фальца благополучно довели до места.

— Фальца? Какого Фальца?

— Зиминского партнера Шевцова зовут Фальц. Он харьковский инженер. Документы от него попали прямехонько в германское посольство. Военному атташе в собственные руки. Но это уже не наша с вами забота.

Часть вторая Ничего не случилось

39. Славин не хочет докладывать

Я вернулся в Нижнелиманск к вечеру следующего дня. Кирилла дома не было, он работал, а Славин куда-то собрался идти.

— Славин, — сказал я, — по-моему, в свиданиях уже нет необходимости.

— Алексей Алексеевич, я не к Лиле.

— Вот как! А к кому же?

Славин вытянул руки по швам.

— Разрешите не докладывать? — официальным тоном спросил он.

Я пожал плечами.

Славин осмотрел себя в зеркало, снял какую-то невидимую миру пушинку и исчез.

— Дождь льет! — крикнул я ему вслед, но он не отозвался.

Я невольно позавидовал Славину, его умению скрашивать себе жизнь. У меня это получалось значительно хуже. К тому же я нервничал. Хотелось поскорей навести справки относительно всех нижнелиманских «швейцарцев», но служебный день был уже окончен. Волей-неволей приходилось ждать до утра.

Открылась дверь, и вошел насквозь, до нитки промокший Кирилл. Он мрачно вытащил папироску и стал закуривать. Сырая, она не загоралась, и Кирилл, мрачнея все больше, стал раскладывать папиросы из коробки по столу — сушить.

— Что случилось, старина?

Кирилл неловко и безнадежно махнул рукой.

А случилось вот что.

40. «Что передать папе?»

Как обычно, Кирилл вместе с Сергеем Ивановым весь день ходил за Георгием Карловичем Верманом. Сегодня город выглядел необычно. Пасмурная погода притушила, смягчила краски, сделала улицы и дома скромнее, домашнее, что ли, теплее. Таким Нижнелиманск нравился Кириллу куда больше, чем в привычные, жаркие, растопленные солнцем дни. Ему вообще были больше по душе северные, чуть выцветшие, приглушенные тона — и в природе и в людях. А служить приходилось на юге, в краю шумливом, блестящем, несдержанном…

Из яхт-клуба Георгий Карлович, не заходя в свой «Экспортхлеб», отправился домой. Когда юрисконсульт распахнул калитку своего палисадника, было ровно пять часов. Отпустив Сергея, Кирилл в скверике напротив занял свой обычный наблюдательный пункт в ожидании Вермана.

Бабушки и мамы с малышами уже разошлись, в сквере было пустовато.

Кирилл раскрыл томик Велемира Хлебникова и принялся преодолевать нелегкие строки. Бог весть, где он раздобывал такие редкие книжки, но только в последнее время он по своему плану штудировал новейшую русскую поэзию и нигде не расставался со стихами. Хлебников не мешал Кириллу то и дело поглядывать на подъезд вермановского коттеджа.