Обман зрения - [35]
— Ну вот. Я долго думал обо всем. О том, что ты мне сказала о себе, о том, какой ты себя видишь. Ты не поверишь, но я ведь давно это знаю. Я давно догадался, что ты не считаешь себя звездой, что порой ты вовсе себя не переносишь. Еще с утра я злился на тебя за то, что ты пыталась меня обмануть. Как будто бы между нами выросла еще преграда, как будто не достаточно моей слепоты. Но ты знаешь, все это я еще могу понять, потому что я сам… Нет, я не говорю о том, что мог бы тебе врать, я бы никогда не рискнул. Но я постоянно опасался, что навязываю тебе эту ситуацию, все эти повседневные сложности…
Я с трудом сдерживала слезы, пытаясь нечленораздельно протестовать, издалека, из немыслимой дали — с дивана. Я острее, чем обычно, потому что он намеренно навязал мне эту дистанцию, чтобы я внимательно его выслушала, ощутила, какая образуется пустота, когда мы не касаемся друг друга.
Рафаэль поднялся. Он принялся шагать от кухонного проема к входной двери, казалось, он измеряет шагами свободное пространство своей квартиры. Каждый раз, достигая конечной точки маршрута, перед тем как повернуть, он делал странное движение рукой, как будто пытался проверить плотность воздуха перед стенами. Я предпочитала видеть это возбуждение, лишь бы не холодная отстраненность, предшествовавшая ему; восхищение, что я испытывала перед его собранностью, осторожностью и продуманностью, почему-то наводила Рафаэля на мысль о сострадании, что может меня охватить. Его голос стал более звонким, более чистым:
— Сара, ты ведь отдаешь себе отчет в том, что с нами происходит. Да действительно наша с тобой встреча сделала меня счастливым… Я надеялся, что тебя тоже… Я тебе уже говорил, что всегда полагал, что слепому очень сложно связать свою жизнь с кем-нибудь, в смысле с кем-нибудь зрячим. Ты прекрасно знаешь, как нас ранит жалость. Ты же разрешила мне любить тебя так, как будто я полноценная личность, и я начал верить в это. Я так сильно в это поверил, что позволил себе сегодня утром заговорить… заговорить о… ну ты сама прекрасно знаешь, о чем. Я тебя уверяю, что это случилось потому, что ты сама подкинула мне эту идею о женитьбе. Не протестуй. Я все понял. Это твой начальник, это не ты. Я думаю об этом с самого утра.
Речь Рафаэля убыстряется, фразы становятся более отрывистыми. Теперь он преодолевает пространство комнаты всего за три шага.
— Это так глупо! Говорить о женитьбе, это равносильно разговорам о моем выздоровлении. Выздоровлении, ты понимаешь! Очень долго, пока я был подростком, очень долго я верил в то, что однажды эта гадость пройдет… Ведь я слепой не от рождения, пойми, я думал, что это спровоцировано ударом, ранением. Я уверял себя, что в этом случае другой удар или потрясения смогут все излечить. Утром, когда я просыпался, я долго не открывал глаза, я надеялся на чудо… Ночью, как бы это объяснить, я спал не как слепой, я видел сны, сны зрячих людей… Женитьба — это тоже чудо. Возможность стать нормальным…
Он вошел в кухню и, казалось, с головой погрузился в приготовление ужина. При этом говорил, говорил все громче и громче, чтобы я могла его слышать. Я слышала и не слышала его. Я размышляла о свадьбе и тут же представляла себе насмешливые улыбки моих коллег по университету, лица Джульетты и Пьера, моих родителей, которых я так давно не видела, не потому что мы поссорились, а потому что отдалились друг от друга, просто из-за отсутствия тепла.
Внезапно Рафаэль возник передо мной. В руке он держал лоток из магазина замороженных продуктов.
— Ты можешь прочесть мне, сколько их следует готовить?
Сегодня он не стал ворчать на пищевую промышленность, что абсолютно игнорирует азбуку слепых, он вернулся к микроволновой печи. Я слышала, как она начала работать. Рафаэль замолчал. Я тоже молчала. И вдруг катастрофа. Он ухватился за верхний шкафчик, которому, как мне всегда казалось, не хватало устойчивости: с непереносимым звоном на пол полетела металлическая посуда, чудом не разбившийся стакан покатился по паркету вплоть до самого пианино. Рафаэль рухнул на диван, схватил меня за плечи, встряхнул. Ярость в его голосе могла соперничать лишь с жестокостью его рук:
— Почему ты молчишь, Сара! Почему ты молчишь? Я по крайней мере пытался говорить! Ты можешь сказать хоть что-нибудь, хотя бы ответить!
Ты ошибался, Рафаэль, я не могла.
Так начался ноябрь, перепадами: от выздоровления — к рецидиву, от затишья — к буре. Мы постоянно возобновляли выяснения отношений: никогда один не мог понять другого. Каждый из нас шел по собственной дороге, и наши пути не пересекались.
Как раз в детстве в каталонской деревушке на юге Перпиньяна я увидела, как танцуют сардану. Вначале танцоры образуют безупречный круг, положив руки на плечи соседу. В какой-то момент мужчины и женщины разбиваются на пары, лицом к лицу, их руки захватывают плечи партнеров таким образом, что кажется, что они пытаются соединиться намертво и при этом сохранить непреодолимую дистанцию. Возможно, в основе фольклорных танцев лежит старинная игра «я тебя не отпускаю, я тебя не подпускаю»?
Вот и мы танцевали сардану, только не столь весело.
Жизнь детей, лишенных родительского тепла и ласки, сама по себе непроста. Единственное, что у них есть, — это дружба, крепкая, нерушимая. Они называли себя «обоймой», в которой семь патронов сидят вплотную друг к дружке, и никакая сила не может их разлучить. Кроме магии… Под впечатлением таинственного рассказа и влекомые любопытством, семеро друзей отправляются на поиски неизвестного, где трое из них бесследно исчезают. Лишь через пятнадцать долгих лет четверо оставшихся друзей решают отправиться на поиски пропавших.
Лайла приглашена на дюжину свадеб и почти столько же девичников. Вся ее жизнь отныне подчинена чужим праздникам, причем каждый из них похож на дикий, фееричный сон, который привидеться может разве что в горячке. Заодно Лайла пытается наладить собственную жизнь, но ее бойфренд Уилл почему-то вечно недоволен, и даже любимая бабушка Франни, стоящая во главе «Лиги старых перечниц», обеспокоена ее активностью. Что за чертовщина происходит вокруг? Лайле придется разобраться.
В этом городе белые стены - потому что "виар" очки нарисуют на них любое изображение. В этом городе улицы закрыты стеклом - потому что его жители не выносят ультрафиолета. В этом городе нет несчастных и забытых людей - потому что есть группы поддержки, в которых тебе всегда помогут. В этом городе живет Верóника. Она выходит на улицу - и видит величественные ветви, прорастающие внутрь квартир, толстые стволы, преграждающие путь трамваю, который мчится на уровне вторых этажей, пробегая росчерком тени по пыльной поверхности стекла.
Чудом выжившая в страшной автокатастрофе, Саша Рокицкая приобрела после случившейся с ней трагедии странный дар — она не просто видит чужую ауру, но и способна понять, что носитель этой ауры приближается к трагической смерти… Она не ошибалась еще ни разу. Но как же ей хочется ошибиться теперь, когда она точно знает, что ее возлюбленный Илья обречен! Саша оказывается перед нелегким выбором: опустить руки и сдаться — или до последней минуты бороться за жизнь дорогого ей человека. Пока остается хотя бы один шанс, остается и надежда переломить закон Судьбы…
«Способность Софи Лав передавать волшебство читателям изящно находит свое выражение в мощных выразительных фразах и описаниях. ОТНЫНЕ И НАВЕКИ – это идеальный роман для чтения на пляже с одной оговоркой: присущий ему энтузиазм и прекрасные описания с неожиданной тонкостью раскрывают многогранность не только развивающихся чувств, но и развивающихся характеров. Книга станет отличной находкой для любителей романов, ищущих более глубокий смысл в произведениях этого жанра». --Сайт Midwest Book Review (Дайэн Донован) ОТНЫНЕ И НАВЕКИ – это прекрасно написанный роман, на страницах которого описана борьба женщины (Эмили) в поисках своего «я».
Блейк и Келли работают в отеле бок о бок с девяти до пяти… И как бы они ни пытались сохранить свои отношения сугубо профессиональными, взаимное влечение становится все сильнее! Но он – ее босс, а в прошлом у обоих – сложные жизненные испытания, оставившие в их душе глубокий след. Справятся ли они? Зазвучат ли свадебные колокола?