Обман Зельба - [5]

Зальгер по-прежнему не вызывал у меня симпатии. Лео, прислонившись ко льву, смотрела на меня — красивая, умная, с застывшей в глазах решимостью, которую, как мне казалось, я понимал, и с вопросом или упрямством, которые я не мог истолковать. Иметь такую дочь и не знать ее адреса — стыдитесь, господин Зальгер!

Не знаю, почему у нас с Кларой не было детей. Я никогда не слышал от нее, чтобы она обращалась по этому поводу к женскому врачу, и она никогда не посылала меня к мужскому. Мы никогда не были особенно счастливы друг с другом, но между несчастливым браком и бездетностью, как и между счастливым браком и многодетностью, нет однозначной связи. Я предпочел бы быть вдовцом и иметь дочь, но это крамольная мысль, и я признаюсь себе в ней лишь с тех пор, как стал стариком и уже ничего от себя не скрываю.

Я просидел за телефоном до обеда и нашел-таки студенческое общежитие Лео. На улице Клаузенпфад, недалеко от бассейна и зоопарка. Она жила в комнате 408, и вскоре, пройдя по затоптанным лестницам и коридорам, я обратился к троим студентам, которые пили чай на общей кухне на пятом этаже:

— Извините, я ищу Леонору Зальгер.

— Здесь нет никакой Леоноры, — через плечо ответил парень, сидевший ко мне спиной.

— Я ее дядя. Я здесь проездом, и мне дали этот адрес… Вы не могли бы…

— Ах, как трогательно! Старенький дядюшка соскучился по своей племяннице. Смотри, Андрея!

Андрея обернулась, студент, ответивший мне, тоже, и все трое принялись с любопытством разглядывать меня. Мой друг Филипп, будучи хирургом, часто имеет дело со студентами-медиками, которые проходят практику в мангеймских лечебных заведениях, и не раз рассказывал мне о том, как прекрасно воспитаны сегодняшние студенты. Сын моей старой подруги Бабс, студент-юрист, вежлив и светски приветлив. Его подружка, изящная молодая теологиня, которую я, как требуют феминистки, назвал «фрау», поправила меня, сообщив, что она «фройляйн». А эти трое, наверное, были социологи. Я сел на четвертый стул.

— А с какого времени она здесь больше не живет?

— Я ничего не знаю ни о какой…

— Это было еще до тебя, — перебила его Андрея. — Лео переехала отсюда год назад. Кажется, куда-то в западную часть города. — Она повернулась ко мне. — У меня нет нового адреса Лео. Но он, по идее, должен быть в канцелярии. Я как раз туда собираюсь. Хотите, пойдем вместе?

Она шла по лестнице впереди меня. Ее конский хвост подпрыгивал в такт шагам, широкая юбка развевалась. Она была плотной, но миловидной девушкой. Канцелярия оказалась закрытой, было уже около четырех. Мы в нерешительности постояли перед запертой дверью.

— А у вас не найдется фотографии Лео?

Я рассказал ей, что у отца Лео, моего шурина, скоро день рождения. Праздник состоится на Драхенфельсе,^[4] приедут и родственники из Дрездена.

— Мне нужно было повидать Лео главным образом потому, что я готовлю фотоальбом со всеми родственниками и друзьями.

Она повела меня в свою комнату. Мы сели на тахту, и она вывалила из картонной обувной коробки, набитой фотографиями, целую студенческую жизнь с карнавалами и вечеринками по случаю сдачи экзаменов, поездками, походами и экскурсиями, демонстрациями, воскресными занятиями кружков и фотографиями друга, охотно позирующего на своем мотоцикле.

— Вот, это она на свадьбе. — Она протянула мне одну из фотографий.

Лео в темно-синей юбке и розоватой блузке сидит в кресле; в правой руке сигарета, левая задумчивым жестом поднесена к щеке; выражение лица сосредоточенное, как будто она внимательно кого-то слушает или за чем-то наблюдает. В облике уже ничего не осталось от девочки — это уже молодая, готовая постоять за себя женщина, в глазах которой читается напряжение.

— Здесь она выходит из бюро регистрации, она была свидетельницей. А здесь мы все идем к Неккару — свадьбу отмечали на речном пароходе.

Метр семьдесят, подумал я, стройная, но не худая; прямая осанка.

— А это где?

Лео выходит из дверей, в джинсах и темном свитере, с сумкой через плечо и пальто на руке. Под глазами у нее круги. Правый прищурен, левая бровь приподнята. Волосы растрепаны, губы сердито сжаты. Мне были знакомы и дверь, и само здание. Но откуда?

— Это было после июньской демонстрации. Ее тогда забрали и поставили на учет в полиции.

Я не мог вспомнить никакой июньской демонстрации. Но зато я узнал здание — это было Гейдельбергское управление полиции.

— Я могу взять обе фотографии?

— И эту тоже?.. — Андрея покачала головой. — Вы же собираетесь порадовать ее отца, а не натравливать его на нее. Зачем же показывать ему эти страсти? Вот эта будет в самый раз. — Она дала мне Лео в кресле, а остальные снимки сунула обратно в коробку. — Если вы не спешите, то можете заглянуть в драгстор^[5] — Лео торчала там одно время почти каждый вечер, я видела ее там зимой.

Я расспросил ее, как туда добраться, и поблагодарил за помощь. Найдя драгстор в переулке Кеттенгассе, я сразу же узнал это заведение: здесь однажды пил кофе и играл в шахматы один тип, за которым я следил. Его уже нет в живых.

Я заказал коктейль «Aviateur», но в баре не оказалось грейпфрутового сока и шампанского, и мне пришлось пить просто кампари. Перекинувшись несколькими словами со скучающим за стойкой барменом, я показал ему фотографию Лео.