— Дина. — Он попытался дотронуться до ее плеча.
Она отшатнулась:
— Не дотрагивайся до меня.
— Но…
— Не трогай меня, хорошо?
Он отвернулся.
— Одевайся.
Она скользнула в ботинки и кинулась в прихожую, где оставила сумку. В своей комнате Дина захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Потом медленно сползла на пол, уставившись в одну точку, потрясенная. Что же это она сотворила? Что могло толкнуть ее на такое? Неудивительно, ведь дед говорил, что выпивка прямая дорожка к грехопадению! Или же просто у нее была острая потребность в ком-то, кто бы любил ее, заботился о ней? Она не знала. Она знала только, что бросилась на Нейла, как какая-то уличная девка, ее трясло от мысли о предстоящих встречах с ним или с кем-нибудь другим. Переполненная обидой и стыдом, она застыла на полу, растерянная, уставившаяся в одну точку.
Она все еще сидела на том же месте, когда час спустя вернулась Линн.
— О, бедняжка! — Линн симпатизировала Дине с самого ее переезда в квартиру. — Было ужасно? — Дина безмолвно кивнула. — Похороны — всегда ужасны. Особенно если это похороны близкого человека. Давай я принесу тебе чашку чего-нибудь покрепче? Думаю, у Нейла есть водка. При таких обстоятельствах…
— Нет! — воскликнула Дина поспешно. — Пожалуйста, чашку чая.
Она не имела ни малейшего желания говорить Линн, что уже выпила водки. И конечно же ни одна живая душа не узнает, если только он не скажет, что у них все зашло так далеко.
Единственное, чего она хотела, — поскорее все забыть. Она только могла молиться, чтобы он сделал то же самое.
Однажды июньским утром Дина, как обычно, отправилась в колледж. Но, приблизившись к хозяйственным постройкам, трем серым блочным домам, она поняла, что не в силах войти. Она пошла прямо, через парк, мимо низких, просто сколоченных домиков, где занимались студенты основного курса, прошла вдоль аллеи, которая вывела ее к полю, а за ним и к ручью.
Было прекрасное утро, когда небо голубовато-прозрачно, а зелень еще не испорчена пылью жаркого летнего дня. Легкий ветерок колыхал цветущие ветви, нависавшие над тропинкой и преграждавшие путь Дине. Птицы с лёта пикировали на изгородь, и, хотя еще было рано, пчелы, жужжа, лениво перелетали с одного цветка клевера на другой. Дина едва замечала все это великолепие. Она полностью ушла в себя, замкнулась в собственном мире.
Началось это в тот момент, когда ее беременность стала очевидной.
Теперь все было понятно: и постоянная тошнота, и то, что, несмотря на боли в животе, месячные не приходили. Сначала она все относила за счет пережитого горя. Всем известно, что от сильных переживаний случаются задержки. Но со временем она поняла, что причина другая. После трехнедельной задержки у нее случилось небольшое кровотечение, сопровождаемое сильнейшими болями в животе. Но она была рада получить хотя бы такое подтверждение, что у нее все нормально. Но когда кровотечение внезапно остановилось, она опять начала беспокоиться. Откуда эта томящая ноющая боль? Почему меняется грудь? Ведь ее соски не были такими темными и покрытыми белыми пупырышками, как сейчас.
День за днем чувство страха росло, постепенно проникая даже в ее сны. Она просыпалась в ужасе, с мокрым от слез лицом.
Дина никому не говорила о своих опасениях. Самое важное теперь было сохранить секрет. Нейл почти не разговаривал с ней после того дня. Это было неприятно, но не удивляло ее. Она знала, что он смущен происшедшим, и винила во всем только себя. Она не хотела намекнуть ему, что беременна, гордость не позволяла. Но что-то нужно было делать. Она ведь не могла до бесконечности притворяться, что ничего не происходит. Пока ничего не было заметно, она оставалась такой же худой, как раньше, не считая небольшого расширения в талии. Но долго так продолжаться не могло.
В это ясное июньское утро Дина брела вдоль реки, стараясь составить хоть какой-то план. Если она останется в колледже, не только Нейл, но и все остальные поймут, что она беременна. Дину бросило в дрожь при мысли об этом. Она должна пропустить один год учебы, решено. Но когда ребенок родится, что тогда? Аборт был очевидным выходом, но жутким. Ее живот начал сжиматься, как бы пытаясь сохранить плод внутри себя. Дина осознала, что не сможет совершить это насилие.
Если уйти от всех, можно родить и самой растить ребенка, думала она. Можно найти работу, чтобы прожить им обоим. Конечно, уже не будет той карьеры, о которой она мечтала. Но это единственный вариант, внушавший надежду. На секунду она обрадовалась, но потом так же внезапно поняла всю невыполнимость задуманного.
К ее собственному удивлению, лишь один-единственный вариант она не считала выходом — возвращение домой. Она не доставит деду такого удовольствия: узнать, что он был прав в своих пророчествах. В любом случае она все собиралась делать одна, это она решила точно.
Кристиан Ван Кендрик-младший, или Ван, как он любил, чтобы его называли, был не в духе. Не его забота проводить беседы со всеми поступающими работать на обувную фабрику его отца. По крайней мере, он так думал. Однако у его отца, Кристиана-старшего, было, по всей видимости, другое мнение на этот счет.
