Обличитель - [72]

Американец наклонился ко мне и прошептал:

— Ровно в пятнадцать часов вы должны быть в заднем зале кафе «Репюблик», там вас будет ждать человек в белом свитере и в очках с черной оправой. В руках он будет держать большие круглые золотые часы с монограммой «Россериз и Митчелл». Этот человек поручил мне передать вам, что он желает с вами говорить.

— Могу я узнать его имя? — спросил я, стараясь сохранять спокойствие.

— Он предпочел бы сам назвать свое имя; однако, в случае если вы будете настаивать, он разрешил мне вам его открыть. Вы настаиваете, господин директор по проблемам человеческих взаимоотношений?

— Да, настаиваю, — сказал я твердо.

— Так вот, это не кто иной, как Ральф Макгэнтер собственной персоной.

— Как?! — вскричал я.

— Тсс… — сказал Ронсон. — Не говорите слишком громко и, главное, никому не проболтайтесь. Итак, я выполнил свою миссию; не спрашивайте меня, что нужно от вас Макгэнтеру, — я не знаю. Но еще раз напоминаю: и вы, и я должны быть немы как могила; никто об этом не знает — ни Мастерфайс, ни один из членов Большого совета в Де-Мойне. Итак, идите спокойно завтракать и приготовьтесь к этому разговору; знайте, что увидеть этого человека во плоти и получить возможность поговорить с ним в такой обстановке — это огромная честь. — Ронсон встал, повторил еще раз: — Главное, никому ни слова, вы должны быть немы как могила… — И вышел.

— Как могила… — прошептал я. И понял, что наступила решающая фаза моей жизни. Итак, Ральф Макгэнтер, таинственный и всемогущий президент компании «Россериз и Митчелл-Интернэшнл», в белом свитере будет ждать меня в три часа в заднем зале парижского бистро! Зачем? Что ему от меня надо? Кто мог сказать ему обо мне?

Я решил немного пройтись: лучше подышать свежим воздухом, чем сидеть в ресторане. Не знаю, инстинкт или просто привычка привели меня к кладбищу. Когда я подошел к решетчатой ограде, мое внимание привлекли более многочисленные, чем обычно, группы сотрудников администрации и других служащих нашей фирмы, которые прогуливались по дорожкам. Я примкнул к ним и стал прохаживаться, время от времени кивая тем, кто здоровался со мной. Служащие «Россериз и Митчелл-Франс» были, как видно, очень взволнованы проблемой бензина и нефти. Они бродили между могилами, оживленно жестикулируя, и порой кто-нибудь, забыв о святости этого места, повышал голос громким восклицанием. Тут я заметил одну группу — более плотную, более оживленную и шумную, чем остальные. Я узнал в ней большинство моих коллег, которые столпились возле величественного склепа из черного и зеленого мрамора. Я хотел уклониться от встречи, но Фурнье уже заметил меня и позвал:

— Господин директор по проблемам человеческих взаимоотношений, идите к нам, мы тут почти все собрались.

Пришлось присоединиться к ним. Аберо, возвышавшийся в центре, широко улыбнулся мне.

— Ну как? — спросил он. — Что вы думаете об этой новости?

Я пожал плечами:

— Я не знаю никаких подробностей. Ронсон мне только что сообщил об этом, я даже не знаю толком, в чем дело.

— Вам сообщил Ронсон? — удивился Аберо. — Когда же? Вы видели его сегодня утром?

Я понял, что допустил ошибку, и постарался ее исправить:

— Я встретился с ним в лифте, выйдя из своего кабинета.

— Вот как, вам повезло, — сказал Аберо. — А я все утро пытался его поймать.

Появление Ле Рантека, к счастью, отвлекло нас от этой темы. Он был чрезвычайно возбужден.

— Вы только подумайте, ведь мы катимся к спаду производства и безработице! — кричал он. — Мы вступаем в период нехватки сырья! Вот вам великая проблема! Следует ли после этого держаться «политики доходов»?

Ле Рантек продолжал выкладывать нам заимствованные из газет общие места, которыми в это смутное время продажные журналисты в своих передовицах пичкали читателей. Привлеченные воплями и жестикуляцией главного экономиста фирмы, сбежались служащие, гулявшие по кладбищу, и вскоре целая толпа шумела вокруг монументального склепа. Мне показалось, что Аберо недоволен этим столпотворением, но Ле Рантека было невозможно унять. К великому удивлению слушателей, он заговорил о «Seven Majors»! Этот термин употреблялся в те времена так же часто, как и «cash-flow», «валютная змея», «staff and line» — все они вошли в язык «тех, кто знает». Вот что объяснил Ле Рантек толпе сотрудников фирмы, собравшихся в тот день на кладбище Пер-Лашез. Чтобы его было лучше слышно, он взобрался на верхнюю ступеньку склепа из черно-зеленого мрамора.

— Вся проблема заключается в правильном понимании термина «Seven Majors»! Перевести это выражение чрезвычайно трудно, но, чтобы определить его истинный смысл, скажем так: «семь великих», или «семь первых», или даже «семь граций» — почему бы и нет! Короче, речь идет о семи крупнейших мировых компаниях, занимающихся нефтью. Пять из них — американские, одна — английская и одна — голландская. И совершенно естественно, что это гигантские предприятия: ведь им приходится участвовать во всех стадиях операций с нефтью, и потому они должны обладать грандиозными капиталами! Каковы же эти стадии? Прежде всего, это поиски нефти — ведь она находится под землей; затем — добыча, то есть масса дерриков и буровых машин, которые буравят земную кору! Затем надо перевозить нефть, очищать ее, а дальше — продавать! И наконец, существует еще колоссальная нефтехимия! Весь мир говорит о нефтехимии, по-настоящему не зная, что это такое. Так вот, это вся химическая промышленность, базирующаяся на нефти! Seven Majors стоят во главе всей этой деятельности! Что же будет с ними, когда арабы завладеют всеми источниками нефти? И что будет со всеми нами без нефти? Эта тема так же необъятна, как и тревожна, ее можно обсуждать бесконечно. Давайте лучше перейдем к вопросам. Кто хочет задать вопрос?