Облава на волков - [164]

Сейчас полночь, а он все еще не спит, читает Библию. С некоторого времени он снова взялся за нее, читает каждый вечер. Смотрю — заложил клочком газеты то место, где рассказывается о каком-то Иове. Не знаю, пробовал ли ты читать Библию, я пробовал, и у меня тут же начинает болеть голова. Удивляюсь отцу, как это он часами читает эти скучные и нудные библейские истории и многие из них даже знает наизусть. Я слышу, как он ходит по комнате, выходит во двор и возвращается. Не смею лечь, прежде чем не заснет он, думаю, что и мама не спит. Все-таки мы за него побаиваемся. Сегодня, когда мы отводили скотину на скотный двор, он опять шутил. Говорил, что если человек может жить без родителей и братьев, то уж без скотины своей тем более обойдется. Но грустно даже и мне. Двор кажется пустым. Обычно по вечерам, сам знаешь, то овца проблеет, то лошадь заржет, а теперь тихо, разве что собака тявкнет. Но так или иначе, произошло то, что и должно было произойти, и для нашего учения препятствий больше нет. Если твое учреждение тебе надоело, брось, приезжай домой, выколотим хоть сколько-нибудь трудодней, самое же главное — подбодришь батю, а с осени — снова в университет. Напиши отцу не откладывая, порадуй его и успокой. Или хоть отпуск возьми и приезжай. Сейчас всем нам надо быть возле отца».

В начале мая Марчо прислал письмо из Западной Германии. Он писал, что его послали на месяц в служебную командировку и что он в первый же день познакомился с очень симпатичной девушкой. Они подружились, и девушка пригласила его в гости. Он ходит к ним почти каждый день. Отец девушки — коммунист, несколько лет просидел в фашистском концлагере и хочет непременно послать дочь в Болгарию, чтоб она училась там в университете на отделении русской филологии. Девушка предложила ему обручиться, и ему пришлось на это пойти. По тамошнему обычаю обрученье ни к чему не обязывает, не то что у нас. Там если парень и девушка дружат хоть неделю, они объявляют о помолвке, так что и его помолвка — почти пустая формальность. Если девушка приедет учиться в Болгарию, может, они и поженятся, но только при условии, что она согласится жить в Болгарии. И дальше в том же духе.

Письмо принес их сосед, ездивший в город на почту. Почтаршу, их родственницу, вероятно, смутили марки и штемпели капиталистической страны, из которой было отправлено письмо, и она на всякий случай положила его в обычный наш конверт, чтобы никто в селе не увидел письма. Распечатал его Анё и, прочитав, понял, что все в нем шито белыми нитками с целью хоть на время ввести власти в заблуждение и таким образом отсрочить и смягчить тот удар, который должен был обрушиться на их семью. В силу какого-то странного, необъяснимого предчувствия он ни на миг не усомнился в том, что его брат совершил отчаянный и непоправимый поступок, который окажется роковым для него и для всей семьи. Он не мог только понять, каким способом, какими путями Марчо эмигрировал, пошел ли он на это в приступе отчаяния, как отец, когда тот пытался покончить с собой, или он заранее все обдумал. Чтобы вполне удостовериться в его бегстве, Анё на другой же день написал в Софию его квартирной хозяйке, и та ответила, что «товарищ Марко Джелебов съехал с квартиры месяц назад, а до этого работал не в учреждении, а на какой-то стройке, чернорабочим». Теперь их с отцом роли переменились. Как отец делал вид, что с вступлением в кооператив ничего особенного в его жизни не изменилось, так Анё пытался прикрыть бегство брата, и делал это таким же образом, отпуская шуточки и придумывая забавные истории из его личной жизни.

Киро Джелебов и мысли не допускал, что его сын может почему-либо ему солгать, не слишком хорошо знал он, видно, и политическую обстановку той поры, так что он поверил в заграничную командировку Марчо и был скорее доволен, чем встревожен. («Здешние ему простого свидетельства о благонадежности не дают, а из Софии его аж в Германию послали по государственным делам!») Однако помолвка с далекой и незнакомой девушкой показалась ему наивной и легкомысленной затеей.

— Тамошние обычаи, может, и не такие, как у нас, — рассуждал он, — но все-таки помолвка есть помолвка. Раз ты обручился с девушкой, значит, должен привести ее в свой дом или остаться с ней. А как же иначе — шапку в охапку, и до свиданья?

— У Марчо есть опыт в таких делах, ему не впервой, — сказал Анё. — Он известный ходок.

— Как это так — ходок?

Киро Джелебов не знал личной жизни своих сыновей, потому что они росли и мужали вдали от него, но он всегда думал, что, несмотря на соблазны городской среды, они живут целомудренно, как их сверстники в селе. Чем ближе подходило время, когда Марчо предстояло кончить университет, тем чаще они с женой говорили о том, как он обзаведется семьей, гадали, когда и на ком он женится, и были уверены, что если он встретит подходящую девушку, то, как положено, известит их и попросит их благословения. Так по-деревенски представляли они себе женитьбу сыновей и не допускали, что они, пока учатся, могут «крутить с девками», по секрету от родителей заводить и рвать какие-то связи. Вот почему Киро почувствовал себя оскорбленным сведениями о «любовных подвигах» Марчо.