Обитель подводных мореходов - [37]

- Егор, - так же таинственно и глухо вторил он ей из своего укрытия, решив своё знакомство начать с какой-нибудь шутки.

Она испуганно вскрикнула, оборачиваясь.

Егор вразвалочку вышел из-за столба, готовый продолжить разговор. Только и рта больше не успел открыть, как девушка вихрем промчалась мимо него к дверям. Лишь оброненная варежка осталась лежать на каменном полу. Егор подобрал её и бросился вдогонку.

- Катя! - крикнул ей, выскочив на паперть. - Постойте, я же пошутил! Ваша варежка...

Она же убегала так стремительно, будто за ней гнались.

"Итак, её зовут Катя, - подумал Егор. - Для начала совсем неплохо".

Идти с дедом к его другу на приспешки Егору совсем расхотелось. Да и велика ли радость коротать вечер за самоваром с блинами, когда можно было попытаться отыскать "голубую фею", как он про себя называл Катю. Ни о чём другом Егор уже думать не мог.

Почти неделю Егор жил надеждой на встречу с той самой "голубой феей". Она же будто нарочно старалась не попадаться ему на глаза. Непрядов днями бродил на лыжах по окрестным полям и перелескам, кружил вечерами по селу. Какой-то маленький бес постоянно подталкивал его наведаться то в клуб, то в сельпо, а то как бы ненароком заглянуть на чужой двор, вызывая яростный лай собак и недоумение хозяев. Он чувствовал, что Катя где-то здесь, совсем рядом, быть может, смотрит на него из-за какой-нибудь занавески и уже ищет случая снова появиться ему на глаза.

"Уж нет ли соперника здесь?.." - позволял он ceбe на мгновенье усомниться и в то же время знал, что не отступит - лишь бы снова мелькнул перед ним её голубой свитерок и шапочка с пушистым помпоном. Ожидание встречи стало для Непрядова каким-то непроходящим праздником, тихой радостью, которую он боялся нечаянно спугнуть. "Но ведь она же не выдумка и не мираж, который однажды привиделся в лесу, - рассуждал Егор. - Мы же были почти рядом, оба слышали голос друг друга. Но что же она подумала обо мне?.. И важно ли для неё, что я подумал о ней?.." Как же удивился Егор, когда однажды обнаружил, что короткий отпуск его подошёл к концу. Теперь он готов был поверить в невероятное, чтобы хоть как-то объяснить странное исчезновение девушки: она либо серьёзно заболела, либо, как сказочная фея, похищена злым гением...

Не было иного выбора, как нарушить данный самому себе тайный обет молчания и решиться на крайний шаг. Выбрав подходящий момент, Егор подошёл к деду. Фрол Гаврилович сидел в боковой комнатушке за письменным столом и разбирал какие-то записи на отдельных листах. Егор, как бы от скуки, присел рядышком на стул.

- Не перестаю удивляться, как разумно устроен род пчелиный, - высказал старик. - Взять хотя бы трутня... Каждая семья держит его, бездельника и тунеядца, поскольку он необходим для воспроизводства той же семьи. Но всё-таки настаёт день и час, когда рабочие пчёлки дружно изгоняют трутня из своего обиталища и тем самым обрекают его на погибель. Ибо не своим трудом трутень жив. А смысл недолгого бытия рабочей пчелы - это её труд во имя семьи. Не так ли человек, в исконной сути своей, подобен сей малой твари бывает. Вот только нужно бы трутней изгонять...

- Де-ед, - удивлённо протянул Егор, - да ты у меня почти материалист. Где же тут Божественное начало?

- Клирик я, - отвечал он, поправляя очки. - Но так полагаю, что служение людям - это и есть Бог, Его истинное проявление в каждом из нас.

- Это долг перед обществом, - нашёлся Егор.

- Так ведь каждый его по-своему понимает.

- А вот Фёдор Иванович утверждает, что в душе ты больше пасечник, чем поп. Докажи, что он не прав!

- Одно другому не помеха - полнота бытия великая есть.

- Хотел бы я знать, - не унимался Егор, с ехидцей глядя на деда, - как бы ты повёл себя, если бы твоё церковное начальство однажды запретило тебе заниматься пчелиной селекцией.

- Так ведь пробовали, - ничуть не удивившись, со вздохом признался дед. - Нашёлся тут один умник...

- А какой?..

- А вот такой! До сих пор пытается меня переубедить, что духовный промысел несовместим с промыслом мирским. Я же толкую, что суть вопроса не в крайностях этих двух понятий, а в их первородном существе. Хлеб-то все хотят есть - и святые и грешные, особливо когда его мёдом-то помазать. Не можешь явить чудо, так яви же дело, которое Богу и человеку угодно.

- Бог тут ни при чём. Но в делах как раз и рождаются чудеса. Вот с этим, пожалуй, и я согласен.

- Родной ты мой, - дед с лаской погладил Егору волосы шершавой ладонью, - хорошо же хоть в чём-то соглашаешься. Теперь мы вдвоем, теперь нам - горе не беда. Натворим ещё чудесных дел, отпустил бы только Господь денёчков мне.

- Отпустит, - пообещал Егор. - Я с Ним лично договорюсь.

Смеясь, дед погрозил пальцем, мол, не кощунствуй. Уловив момент, Егор сменил тему разговора.

- Знаешь, дед, - сказал, будто ненароком вспомнив. - Вышел я как-то на двор. Смотрю - девушка. Ну, такая... в белом полушубке, в голубой вязаной шапочке... И вот это самое обронила. - Он вытянул из кармана варежку и положил на стол. - Если не ошибаюсь, Катей её зовут. Надо бы отдать, да не знаю, где живёт.