Обитель ночи - [7]

Солдаты во дворе заметно напряглись, когда разглядели звание и принадлежность северянина. Дойдя до центра двора, полковник достал из кармана письмо и в вытянутой руке показал озадаченному армейскому офицеру. Конверт был надежно опечатан красной сургучной печатью в форме звезды.

— Я полковник БНБ Вей Жень. Согласно приказам командующего Южным военным округом генерала Тэ, старшим офицером в Пемако являюсь я, а значит, с этого момента все армейские подразделения к югу от Су-Ла переходят под мое командование. Включая вас.

Армейский офицер, не веря глазам, уставился на полковника Женя, а затем, как капризный ребенок, выхватил из его руки и рывком вскрыл конверт. С минуту он изучал приказы, потом повернулся к своим людям с видом мрачного унижения.

— Вернуть женщине одежду и построиться у ворот… Монаха отпустить.

Дорджена Трунгпа грубо вытолкнули вперед. Он тотчас бросился к телу настоятеля и с рыданиями упал на старика. Полковник Жень улыбнулся армейскому офицеру и одобрительно кивнул.

— Хорошо. Эти суеверные монахи — приманка для туристов, больше с них нечего взять. Древний Тибет канул в прошлое, умер, и мы можем быть снисходительными с последними дикарями, доживающими свой век. — С этими словами он ободряюще хлопнул офицера по спине и продолжил: — В Лхасе китайцев в два раза больше, чем тибетцев. Нам больше нет нужды подвергать гонениям их абсурдные верования: молодежь больше интересуют мобильные телефоны, чем молитвенные колеса.[6] Здравый смысл коммунизма пришел на смену бестолковой религии монахов.

Затем он обернулся и прошелся внимательным взглядом по собравшимся у ворот мокрым и перемазанным солдатам.

— Так, а где остальные? До наступления темноты чтобы все собрались здесь, во дворе. Я хочу организовать поисковую партию. Прикажите солдатам запастись провизией на десять дней. Однако в первую очередь обработайте раны этого монаха. И уберите труп. Когда это сделаете, приведите юношу ко мне на допрос, но сначала пусть умоется. Штаб будет здесь, в библиотеке монастыря. — Жень с отвращением глянул на небо. — Не век же будет лить… Да, принесите генератор и установите освещение.

Полковник быстро зашагал к двери молельного зала и растворился в темноте.

4

Стальная дверь захлопнулась за спиной Нэнси Келли, и ее повели по длинному, едва освещенному коридору с кирпичными стенами. Отзвуки шагов обгоняли идущих, и страх все сильнее охватывал Нэнси. По-видимому, ее будут спрашивать об Антоне Херцоге. Его в чем-то подозревают. А может, Херцог уже осужден и его ищут. В любом случае Нэнси была уверена, что полиция ошиблась с ее задержанием. Толку от показаний не будет никакого: она боготворила Херцога-журналиста, но почти ничего не знала о нем как о человеке. Перед ее мысленным взором предстала битком набитая комната отдела новостей, где все зачарованно внимали его невероятным рассказам. Что касается личной жизни Антона, его мотиваций, убеждений и привычек, то она не знала ровным счетом ничего, и понимание этого только усугубляло страх. Нэнси уже казалось, что она стремительно погружается в мир кошмаров, как Алиса в Стране чудес, переступившая порог иного мира. И поскольку она не знала, в чем ее обвиняют, ей не удастся отстоять свое доброе имя.

Но был ли у нее выбор? По суровому и враждебному тону капитана Хундалани было совершенно очевидно, что Нэнси крепко влипла. Ее правовой статус в данный момент был чисто условным: ее забрали против воли, без единого шанса переговорить с адвокатом. Нэнси со страхом думала о том, что ее упрячут в жуткую тюрьму и ни одна душа не будет об этом знать. Не исключено, что с Антоном Херцогом произошло то же самое. Может, последние месяцы он томится в какой-нибудь переполненной камере центральной тюрьмы Дели, измученный болезнью и недоумевающий, почему же никто не пытается вытащить его.

Коридор влился в следующий коридор, затем опустился на несколько ступеней и привел в другую часть полицейского участка, напоминавшую обычный офис, а не тюрьму. Сикх-полицейский постучал в какую-то дверь, открыл ее и пригласил Нэнси войти.

В комнате за столом сидел доброжелательный с виду индус средних лет. Черты его лица были весьма заурядными и незапоминающимися. Неожиданно для себя Нэнси вдруг вспомнила слова одного из знакомых сотрудников ЦРУ. Он сказал ей однажды за чашечкой кофе на Таймс-сквер, что лучшие агенты секретной службы имеют самую заурядную внешность, как банковские клерки или люди из очереди на прием к врачу.

Когда такие агенты действуют в одиночку, они настолько неприметны, что их просто невозможно выделить из толпы. Они — самый ценный контингент: смотришь на такого в упор, а рассудок тут же стирает его из памяти.

Исключение составляли разве что глаза индуса. Их холодность абсолютно не соответствовала заурядной внешности. Нетерпение и раздражение, прозвучавшие в его голосе, также удивили Нэнси.

— Снимите с нее наручники, в них нет никакой нужды.

Пока полицейский расстегивал браслеты, мужчина поднялся, вышел из-за стола и совершенно неожиданно подвинул ей стул.

— Прошу, мисс Келли, присаживайтесь.

Нэнси опустилась на стул, недоумевая еще больше. Индус вернулся на прежнее место за столом.