Обитель чародеев - [10]

— Ну и что?

— Я просто хотел сказать, что топорно сработал.

— Не забивай голову ерундой.

— Все дело в стиле, мой дорогой Бэйрек, — важно заметил Силк. — Неряшливость иногда входит в привычку.

Едва забрезжил рассвет, они укрылись среди скопления крупных камней, разбросанных по равнине. Дерник, Бэйрек и Мендореллен натянули тент над узким оврагом на западной стороне, присыпав его для маскировки песком.

— Огонь, пожалуй, не стоит разводить, — сказал Полгаре Дерник, когда они заводили в укрытие лошадей, — а то нас выдаст дым.

Она кивнула головой и с сожалением добавила:

— Хочется чего-нибудь горячего, но ничего не поделаешь, придется подождать.

После завтрака, состоявшего из хлеба с сыром, они принялись укладываться, надеясь за день отоспаться, чтобы ночью снова отправиться в путь.

— Ванна определенно не помешала бы, — недовольно заметил Силк, вытряхивая из волос песок.

Маленький мальчик взглянул на него, слегка нахмурившись. Затем подошел и привычно спросил:

— Миссия?

Силк убрал руки за спину и покачал головой.

— Ему что, известно только одно слово? — обратился он к Полгаре.

— Похоже.

— Я не совсем улавливаю, что он хочет, — откровенно признался Силк. — Чего добивается?

— Вероятно, ему вдолбили в голову, что его Миссия — взять Око, — предположила она. — Зидар, должно быть, изо дня в день твердил это слово, когда он был еще малышом, вот оно и врезалось ему в память.

— Порой это меня раздражает, — сказал Силк, продолжая держать руки за спиной. — Иногда это совсем некстати.

— Очевидно, он мыслит не так, как мы. Перед ним была поставлена одна-единственная цель — передать камень. Все равно кому. — Она нахмурилась, что-то обдумывая. — Дерник, почему бы тебе не сделать чехол, в котором он носил бы Око. Этот мешочек можно повесить ему на пояс. И тогда, не держа камень все время в руке, он меньше будет о нем думать.

— Хорошо, госпожа Пол, — согласился Дерник. — Мне самому следовало бы догадаться. — Он направился к груде тюков, вытащил из одного старый, прожженный в нескольких местах кожаный фартук и принялся за работу. Смастерив мешочек из большого куска, он позвал мальчика. — Иди-ка сюда.

Маленький мальчик так увлекся изучением чахлого кустика, росшего на краю оврага, что не слышал кузнеца.

— Эй, Миссия! — громко окрикнул его Дерник. Мальчик обернулся и, радостно улыбнувшись, побежал к Дернику.

— Почему ты назвал его так? — полюбопытствовал Силк.

— Кажется, это слою ему нравится, и он откликается на него. Можно его так звать, пока не подберем что-нибудь более подходящее.

— Миссия? — привычно предложил ребенок, протягивая камень Дернику.

Кузнец широко улыбнулся, наклонился и раскрыл мешочек.

— Положи туда, Миссия, — ласково сказал он. — Мы завяжем его крепко-крепко, чтобы он больше не развязывался.

Мальчик охотно сунул камень в кожаный мешочек.

— Миссия, — с серьезным видом заявил он.

— Я тоже так думаю, — не стал возражать ему Дерник. Он затянул завязки и привязал мешочек к куску веревки, которой был подпоясан мальчик. — Ну вот, порядок, Миссия. Теперь не выпадет.

Миссия внимательно осмотрел мешочек, потянул узел два-три раза, как бы пробуя его на прочность, а затем счастливо засмеялся, обнял Дерника за шею и поцеловал в щеку.

— Он хороший, — засмущался кузнец.

— У него совершенно чистая душа, — прибавила тетя Пол, склоняясь над спящим Белгаратом. — Он не различает добро и зло, поэтому все в мире для него хорошие.

— Интересно смотреть на мир такими вот глазами, — задумчиво произнесла Таиба, гладя улыбающегося ребенка. — Ни огорчения, ни страха, ни боли — одна лишь любовь ко всему, что видишь, так как веришь, что все кругом хорошо.

Релг, услыхав это, сердито взглянул на них. Беспокойное выражение, которое блуждало на его лице с момента освобождения рабыни, уступило место новому — исступлению, которое и прежде его не оставляло.

— Чудовищно! — задыхаясь, произнес он. Таиба резко обернулась, пылая негодованием.

— Что может быть чудовищного в счастье? — почти закричала она, обнимая мальчика одной рукой.

— Мы здесь не для того, чтобы быть счастливыми, — ответил фанатик, избегая смотреть ей прямо в глаза.

— А для чего?

— Служить нашему богу и избегать греха. — Он продолжал смотреть в сторону, но голос уже звучал не так уверенно.

— Ну и что? У меня нет никакого бога! — взорвалась Таиба. — Да и у этого ребенка, наверное, тоже. Стало быть, если тебе все равно, то мы постараемся быть счастливыми… Ну а если при этом немного согрешим, что из того?

— У тебя нет стыда! — выдохнул он.

— Я такая, какая есть! И не собираюсь извиняться. Больше мне нечего сказать.

— Мальчик, — набросился Релг на ребенка, — немедленно отойди от нее.

Таиба с перекошенным лицом выпрямилась и вызывающе спросила:

— Что это ты задумал?

— Я борюсь с грехом везде, где его зрю!

— Грех, грех, грех! Это все, о чем ты думаешь?

— Он — моя постоянная забота. Я восстаю против него повсюду.

Она рассмеялась.

— Как скучно. Неужели ты не можешь придумать для себя занятие поинтереснее? О, я забыла… Ты еще молишься, не правда ли? Все эти вопли и завывания к богу о том, насколько ты порочен. Мне кажется, что твой Ал ужасно от тебя устал. Ты так не думаешь?