Обитатели потешного кладбища - [139]
Перематываю, тишина, перематываю, тишина, оставил, пусть вертится, курю, пью вино, вдруг голоса: Шершнев и Мсье М.
– Как там дела в Шамбери?
– Ох, там… – Неразборчиво. – С митрополитом говорить надо…
– Может, тогда его сюда привезти? Пусть у нас побудет, пока вся эта бумажная волокита идет…
– Боюсь, Альф, что лучше не надо. Он сейчас не в том состоянии. За ним уход нужен. Он кота оплакивает…
– Так что ж, пусть и оплакивает. Кто ему тут мешать будет?
– Не думаю, что его отпустят. Он, как бы это сказать, под арестом, что ли…
– А! Ну, да… Столько лет без документов…
– Поэтому и на епархиальный совет это дело вынесли. Никто не хочет на себя брать ответственность… ходатайствовать за какого-то… не говоря о том, чтобы нанимать юриста… Мало ли, кто он такой, столько лет скрывался… От кого бегал, спрашивают?
– От кого только не бегал…
Голоса затихли.
Шаги, шаги…
Шепот. Нет, шуршание. Чиркает спичка.
Шаги уходят.
Опять тихо.
Перематываю.
Вкрадчивая занавеска. Хлопнула дверца машины, еще раз открыли и хлопнули, voila, bon. Надо же, как хорошо слышно!
Перематываю.
Клеман. Что-то говорит, поднимаясь по лестнице. Скрипят ступеньки. Слова все четче, но я еще не могу разобрать, вот, теперь отчетливо слышно:
– …грабишь, празднуешь праздник варварской смерти, наслаждаешься, а потом, когда пир подходит к концу, а за воротами американская армия, ты понимаешь, что надо как-то свою шкуру спасать, и придумываешь: а спасу-ка я тридцать этих официантов, они неплохо мне подносили пиво и кровь в фужерах, да, спасу их, авось зачтется. Семь лет исправительных работ – слишком маленькое для него наказание!
– Ты бы предпочел, чтоб его казнили.
– Да. Всех эсэсовцев без исключения. Смертная казнь. Точка. Был в СС – отвечаешь за всё, вообще за всё, наравне со всеми, несмотря на чин, ранг, звание и так далее.
– Почему бы вместо казни не проявить великодушие – позволить им, всем осужденным в Нюрнберге, жить дальше?
– Как? Просто жить? В тюрьме?
– Нет, не в тюрьме. На свободе. Среди людей. Представь, они бы жили среди нас в мире, который идет дальше. Они бы жили с сознанием собственного поражения, они раскаялись бы…
– Нет, они не раскаялись бы, – категорично говорит Клеман. – Там нет никакого сознания. Это же просто пустые люди, машины…
– Мы не знаем наверняка. Что, если мы бы прочли новую исповедь кающегося палача? Стали бы свидетелями перерождения? Так мы покончили бы с ветхозаветными методами и, кто знает…
– О да! Я уверен, ради дополнительного пайка они что угодно написали бы.
– Нет, не поймем мы друг друга, Клеман.
– Не поймем. Потому что я – французский еврей, а ты – русский немец. Мы слишком разные.
– Хоть я почти не занимался воспитанием, не произносил дидаскалических речей, все-таки ты со мной разговариваешь, как французский сын со своим французским отцом.
Он задумался.
– Да, это так. Другого отца у меня просто нет. И ты знаешь…
Альфред его перебивает; слышится странный хрипящий звук, кашель, нет, звон – это звонят часы!
– Погоди, Клеман, дай им отзвонить.
– Ах, ты будто не наслушался!
– Ну, я тебя умоляю. Клеман, это так редко бывает.
Часы звонят, звонят… шаги, скрип половиц… Клеман что-то бормочет неразборчиво – и сам себе усмехается. Звон прекратился, кажется, не доиграв.
– Ну вот…
– Знаешь, хоть я гораздо младше тебя, но, кажется, понимаю людей намного лучше, понимаю, какими они могут быть, какими они бывают, я чувствую, как они могут поступить со мной, я угрозу чувствую постоянно. В любой момент мир может перевернуться с ног на голову и нас будут вешать и жечь в печах.
– А разве не затем ты ходишь на баррикады? Мир уже перевернут! Вы добились своего. Что дальше?
– Увидишь!
Клеман стремительно сбегает по лестнице. Хлопает дверь. Грустный клавесин. Слабый голос мсье М.:
Прекратил играть. Вздохнул.
– Мда, для печали и грез, это точно.
Негромко рыкнул стул, хрустнул паркет. Шаги. Тихонько напевая – и звук его песни… в душе молодой… – скрипнул пружинами кресла: остался без слов… но живой.
Тишина. Еле слышный напев. Звуки города. Еще шаги. Стук. Мои костыли.
– Мсье Моргенштерн? – Мой голос. Вспомнил: Альфред сидел в кресле, положив правую руку на середину груди, у него было кислое выражение лица.
– Сосет? – спросил я.
– Да. Капли надо бы попить…
Я накапал ему в ложечку, он выпил.
– Это естественно, – говорит он. – C'est tout à fait naturel.
– Да, конечно.
Пауза. Вздох. Скрип кресла. Шаги. Он больше ничего не сказал, вышел. Я некоторое время сидел в волнении, курил, с улицы поступали звуки: проехала машина по влажному асфальту, с шелестом, шли люди, смеялись, накатывала тяжелая влажная листва, пели птицы, кричали дети… я выключил магнитофон – звуки за окном были те же…
Шершнев считал, что его подлинная жизнь началась в Париже, поэтому он не любил вспоминать свое «российское» прошлое; он родился в купеческой семье, в доме правил отец, мать «пребывала в унынии и своих детей не замечала даже во время родов, не помнила их по именам и не могла отличить от соседских ребят»; с раннего детства Сережа был очень подвижным любознательным ребенком, с ним было много хлопот, и отец отправил его в Воронежский кадетский корпус. Вытерпев пять лет «бессмысленного мучительства», Сергей сбежал из Воронежа в Москву, жил бродяжкой на улицах, попавшись на воровстве, он был со скандалом доставлен домой, провел полгода под домашним арестом, продолжая изводить родных. Чтобы избавиться от непоседы, отец выхлопотал для него место в Самарском коммерческом колледже, в Самаре было скучно. Внезапно обнаружив в себе страсть к искусству и женщинам, Серж бросил колледж и уехал в Петербург. Там написал свои первые картины, выступал на сцене в Куокколе, разъезжал по провинции с «Передвижным театром» Гайдебурова, носил свои первые стихи Каменскому в «Весну», посещал поэтические салоны, жил впроголодь, в 1910 году перебрался в Москву, познакомился с Крученых, торговал пивом и табаком на улице «как мальчишка», занимался оформлением брошюр и авторских сборников футуристов, написал свои первые поэтические листовки (был задержан по подозрению в незаконной политической агитации), уехал во Францию, в Париже немного учился
Эксцентричный – причудливый – странный. «Бизар» (англ). Новый роман Андрея Иванова – строчка лонг-листа «НацБеста» еще до выхода «в свет».Абсолютно русский роман совсем с иной (не русской) географией. «Бизар» – современный вариант горьковского «На дне», только с другой глубиной погружения. Погружения в реальность Европы, которой как бы нет. Герои романа – маргиналы и юродивые, совсем не святые поселенцы европейского лагеря для нелегалов. Люди, которых нет, ни с одной, ни с другой стороны границы. Заграничье для них везде.
Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность.
Герои плутовского романа Андрея Иванова, индус Хануман и русский эстонец Юдж, живут нелегально в Дании и мечтают поехать на Лолланд – датскую Ибицу, где свобода, девочки и трава. А пока ютятся в лагере для беженцев, втридорога продают продукты, найденные на помойке, взламывают телефонные коды и изображают русских мафиози… Но ловко обманывая других, они сами постоянно попадают впросак, и ясно, что путешествие на Лолланд никогда не закончится.Роман вошел в шортлист премии «РУССКИЙ БУКЕР».
Харбинские мотыльки — это 20 лет жизни художника Бориса Реброва, который вместе с армией Юденича семнадцатилетним юношей покидает Россию. По пути в Ревель он теряет семью, пытается найти себя в чужой стране, работает в фотоателье, ведет дневник, пишет картины и незаметно оказывается вовлеченным в деятельность русской фашистской партии.
Синтез Джойса и Набокова по-русски – это роман Андрея Иванова «Аргонавт». Герои Иванова путешествуют по улицам Таллина, европейским рок-фестивалям и страницам соцсетей сложными прихотливыми путями, которые ведут то ли в никуда, то ли к свободе. По словам Андрея Иванова, его аргонавт – «это замкнутый в сферу человек, в котором отражается мир и его обитатели, витрувианский человек наших дней, если хотите, он никуда не плывет, он погружается и всплывает».
Андрей Иванов – русский прозаик, живущий в Таллине, лауреат премии «НОС», финалист премии «Русский Букер». Главная его тема – быт и бытие эмигрантов: как современных нелегалов, пытающихся закрепиться всеми правдами и неправдами в Скандинавии, так и вынужденных бежать от революции в 20–30-х годах в Эстонию («Харбинские мотыльки»).Новый роман «Исповедь лунатика», завершающий его «скандинавскую трилогию» («Путешествие Ханумана на Лолланд», «Бизар»), – метафизическая одиссея тел и душ, чье добровольное сошествие в ад затянулось, а найти путь обратно все сложнее.Главный герой – Евгений, Юджин – сумел вырваться из лабиринта датских лагерей для беженцев, прошел через несколько тюрем, сбежал из психиатрической клиники – и теперь пытается освободиться от навязчивых мороков прошлого…
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.
А что, если начать с принятия всех возможностей, которые предлагаются? Ведь то место, где ты сейчас, оказалось единственным из всех для получения опыта, чтобы успеть его испытать, как некий знак. А что, если этим знаком окажется эта книга, мой дорогой друг? Возможно, ей суждено стать открытием, позволяющим вспомнить себя таким, каким хотел стать на самом деле. Но помни, мой читатель, она не руководит твоими поступками и убеждённостью, книга просто предлагает свой дар — свободу познания и выбора…
О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
За что вы любите лето? Не спешите, подумайте! Если уже промелькнуло несколько картинок, значит, пора вам познакомиться с данной книгой. Это история одного лета, в которой есть жизнь, есть выбор, соленый воздух, вино и море. Боль отношений, превратившихся в искреннюю неподдельную любовь. Честность людей, не стесняющихся правды собственной жизни. И алкоголь, придающий легкости каждому дню. Хотите знать, как прощаются с летом те, кто безумно влюблен в него?
Новый роман Марины Москвиной – автора «Романа с Луной», финалиста премии «Ясная Поляна», лауреата Международного Почетного диплома IBBY – словно сундук главного героя, полон достоверных документов, любовных писем и семейных преданий. Войны и революция, Москва, старый Витебск, бродячие музыканты, Крымская эпопея, авантюристы всех мастей, странствующий цирк-шапито, Америка двадцатых годов, горячий джаз и метели в северных колымских краях, ученый-криолог, придумавший, как остановить Время, и пламенный революционер Макар Стожаров – герой, который был рожден, чтобы спасти этот мир, но у него не получилось…
В новом романе Сергея Кузнецова, финалиста премии «Большая книга», более ста героев и десяти мест действия: викторианская Англия, Шанхай 1930-х, Париж 1968-го, Калифорния 1990-х, современная Россия… В этом калейдоскопе лиц и событий любая глава – только часть общего узора, но мастерское повествование связывает осколки жизни в одну захватывающую историю.
Эта книга Василия Аксёнова похожа на разговор с умершим по волшебному телефону: помехи не дают расслышать детали, но порой прорывается чистейший голос давно ушедшего автора, и ты от души улыбаешься его искрометным воспоминаниям о прошлом. Мы благодаря наследникам Василия Павловича собрали лекции писателя, которые он читал студентам в George Washington University (Вашингтон, округ Колумбия) в 1982 году. Героями лекций стали Белла Ахмадуллина, Георгий Владимов, Валентин Распутин, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Борис Пастернак, Александр Солженицын, Владимир Войнович и многие-многие известные (и уже забытые) писатели XX века. Ну и, конечно, одним из главных героев этой книги стал сам Аксёнов. Неунывающий оптимист, авантюрист и человек, открытый миру во всех его проявлениях. Не стоит искать в этих заметках исторической и научной точности – это слепок живой речи писателя, его вдохновенный Table-talk – в лучших традициях русской и западной литературы.
Михаил Гиголашвили – автор романов “Толмач”, “Чёртово колесо” (шорт-лист и приз читательского голосования премии “Большая книга”), “Захват Московии” (шорт-лист премии “НОС”), “Тайный год” (“Русская премия”). В новом романе “Кока” узнаваемый молодой герой из “Чёртова колеса” продолжает свою психоделическую эпопею. Амстердам, Париж, Россия и – конечно же – Тбилиси. Везде – искусительная свобода… но от чего? Социальное и криминальное дно, нежнейшая ностальгия, непреодолимые соблазны и трагические случайности, острая сатира и евангельские мотивы соединяются в единое полотно, где Босх конкурирует с лирикой самой высокой пробы и сопровождает героя то в немецкий дурдом, то в российскую тюрьму.Содержит нецензурную брань!