Обитатель лесов - [69]

Вдруг Ороче разом осадил свою лошадь, но так внезапно, что ехавший позади него Барайя наткнулся на него.

— Что такое? — спросил тихо последний, но Ороче, неподвижно вперив свои глаза вперед, сделал жест рукой, что следует молчать.

Барайя нагнулся вперед, чтобы оглядеть тропу. Сквозь сероватый и прозрачный туман виднелся человек, с волос которого сбегали капли воды, а платье было все покрыто густым илом; человек лежал на животе, преграждая таким образом дорогу, по которой им следовало проехать.

Это было все, что удалось различить Барайе при густом тумане.

Был ли то индеец или белый, мертвый или живой человек, Ороче не мог сказать.

К вящей трудности, тропинка, по которой следовали всадники, в этом месте лепилась к самой стене скал, так что не было никакой возможности повернуть лошадь назад.

Вид человеческого существа в таком уединенном месте, доступном разве орлам да антилопам, столь поразил страхом и удивлением Ороче, что он остановился как вкопанный.

Всадники с тревогой смотрели на эту странную фигуру.

Голова человека была наклонена над бездной, и когда туман немного рассеялся, Ороче мог различить, как он, придерживаясь руками за край зиявшей под ним пропасти, внимательно рассматривал что-то внизу.

Шум водопада был до того силен, что почти заглушал голос Ороче.

— Это Кучильо! — крикнул он наконец, не оборачиваясь к своему спутнику.

— Кучильо? — повторил с удивлением Барайя. — Какого же черта он лежит?

— Не знаю.

— Так угостите-ка его пулей, которую он заслужил по всей справедливости.

— Да, — возразил Ороче. — Вы забыли, что выстрел даст знать канадцу, где мы находимся.

Вскоре ветер опять нагнал облако тумана, а когда он немного рассеялся, Кучильо исчез с тропы.

Ороче быстро подъехал к тому месту, где лежал Кучильо.

В этом месте тропинка настолько расширялась, что всадник мог даже сойти с лошади. Поэтому Ороче и Барайя тотчас спешились.

— Что вы намереваетесь делать? — спросил Ороче.

— Вы, верно, знаете сами, если последовали моему примеру! — отвечал Барайя. — Я намереваюсь вызнать, не удастся ли мне увидеть, что именно Кучильо разглядывал с таким вниманием. Если не ошибаюсь, то это, должно быть, весьма интересно.

— Будьте осторожны, эти утесы чертовски скользки.

— Не бойтесь и следуйте моему примеру, вам нет надобности стесняться.

При этих словах Барайя наклонился, чтобы посмотреть в пропасть. В шести шагах от них водопад вырывался из какой-то трещины, между тем как тропинка, вьющаяся над этой пучиной, представляла род естественного моста.

Взяв свою лошадь под узду, Ороче провел ее через каменный мост в форме арки, перекинутой через водопад.

Несколько минут спустя, вытянувшись по примеру Кучильо на живот и вытянув голову вперед, Ороче впился жадным взором в зиявшую под ним пропасть.

Вид, который представился внезапно его глазам, произвел такое впечатление, что в первую минуту помутилось в глазах. То был золотой самородок, вид которого исторг из Груди Кучильо крик дикого восторга. Но самородок этот лежал в таком положении, что подступить к нему не было почти никакой возможности.

От постоянной сырости крутые, обрывистые стены утесов покрылись слоем зеленого мха, но из-под самородка выдавался вперед небольшой выступ с весьма скользкой, мокрой поверхностью. Один человек ни за что не смог бы его достать, ибо слишком рискованно было пуститься на подобное предприятие.

Это обстоятельство и принудило Кучильо удалиться несолоно хлебавши, когда он при приближении авантюристов упивался блеском бесценного самородка.

Барайя первый пришел в себя; сердце его болезненно сжалось в груди при одной мысли, что самородок мог в любую минуту скатиться в пропасть.

Но вскоре те же мысли овладели и его спутником, и оба почти в одну и ту же минуту вскочили на ноги, подозрительно смотря друг на друга и не зная, что делать.

— Ну, вы видели? — спросил Ороче.

— А вы? — спросил Барайя.

— Бездонную пропасть.

— Густые испарения, поднимающиеся из пропасти.

— Как? — сказал Ороче, представляясь непонимающим, в чем дело.

— Проклятие! — воскликнул Барайя. — Я подразумеваю золотой самородок, который вы видели так же хорошо, как и я.

— Но как его добыть? — спросил Ороче.

— Постараемся связать оба наших лассо, и пусть один из нас с помощью них спустится вниз и достанет из пропасти этот клад, — воскликнул Барайя со сверкающими глазами.

— Кто же из нас должен принять этот риск на себя?

— Пусть решит жребий, и если он выпадет вам…

— Если жребий выпадет мне, то вы бросите меня в пропасть и я размозжу себе череп.

Барайя пожал плечами.

— Вы простак, с позволения сказать, почтеннейший Ороче. Разве можно бросить своего приятеля, да еще такое сокровище вместе с ним? Что касается приятеля… то, пожалуй, еще можно было бы меня заставить пожертвовать… Но что касается самородка, то я ни за что на свете не решусь потерять его.

— Любезнейший Барайя, вы делаете самые священные вещи, даже нашу дружбу, предметом насмешек, — отвечал Ороче с таким выражением скорби, что Барайя более чем когда-либо убедился в его лицемерии.

Однако авантюристы вскоре перестали соперничать друг с другом в хитрости, решив соединить обоюдные усилия и достать золотой самородок.