Обетованный остров - [8]

Туалеты дам были несравненно более сложными. Великого искусства требовали их прически, замысловатые и неповторимые, но имеющие одну общую особенность — часть волос, обрамляя лицо, завитыми локонами падала на плечи и грудь. Пышность и торжественность туалетам дам придавали длинные, расширяющиеся книзу юбки на каркасах. На дамах были легкие блузы с глубоким декольте и короткими рукавами. Стремясь быть или казаться стройными, женщины (впрочем, так же как и мужчины) сильно стягивали талию. С этой целью они использовали корсеты, которые подчеркивали выпуклость бедер и поднимали вверх обнаженные или прикрытые полупрозрачной тканью груди. Блеск и изящество нарядов дам зависели также от многих мелких, но со вкусом подобранных деталей: серег и клипс, колье из золотых пластинок, ожерелий из бисера, браслетов и колец из серебра, стеатита и агата, аметиста и золота. Чтобы выглядеть еще более красивыми, женщины использовали целый арсенал косметических средств: белила и губную помаду, тени для глаз. Духи и благовонные мази создавали тонкий и пьянящий аромат.

Все говорило о том, что мужчины здесь высоко ценят очарование и утонченность, которую вносят в их жизнь женщины. И можно с уверенностью сказать, что сейчас во время встречи Эгея именно присутствие женщин придавало особый блеск и торжественность этой церемонии.

Эгей и его спутники сошли с колесниц. Царь Питфей поднялся с кресла и сдержанной, как того требовал ритуал, походкой направился к гостям. Ласково взяв Эгея за руку и жестом пригласив его спутников и Диодора следовать за ним, Питфей провел своего друга через площадь к креслам царицы Антии и царевны Этры.

Встретившись с устремленным на него пристально любопытным взглядом Антии, Эгей потупил глаза. Она была прекрасна, так же как и двадцать лет назад, в тот день, когда он вместе с другими знатными женихами приехал сюда свататься за нее. И все-таки, время в чем-то изменило ее. Она стала мягче, добрее, женственнее. Ее по-прежнему девичья талия теперь упоительно контрастировала с округлостью ее форм. И такой она нравилась Эгею больше, чем двадцать лет назад, когда гордая и восхитительная дочь Аэтия предпочла ему и многим другим ахейским юношам его друга Питфея.

Золотистые искорки сверкали в карих глазах Антии. Она была удовлетворена произведенным эффектом, она была рада видеть Эгея и не скрывала этого. Встреча с ним не только возвращала ее в прошлое, но стирала грань между прошлым и настоящим, утверждала всесилие и нетленность ее красоты, затмевавшей юное очарование ее дочери.

Этра, по-видимому, была далека от того, чтобы уловить тонкие нюансы переживаний Эгея и ее матери. Ее просто забавляла эта сцена и, главным образом, смущение Эгея, в чем, впрочем, не было ничего необычного, ибо некоторая неловкость и неуклюжесть, свойственная этому добродушному гиганту, нередко заставляла его тушеваться и вызывала на его лице растерянную и виноватую улыбку.

Они стали друзьями еще тогда, когда Этра была совсем ребенком. Во время своих частых приездов в Трезению Эгей почти не разлучался с нею. Он относился к девочке серьезно, как к взрослой, и, когда играл с ней в тувлы, порою входил в азарт, искренне расстраивался, если проигрывал. Этре нравилось, что он, такой большой, не считает ее ребенком, как все остальные, нравилась его доброта и готовность удовлетворить любые ее желания и капризы, нравилось то, что она, хитрая и лукавая, может во время игр легко обвести его вокруг пальца.

Сейчас, слушая, как Эгей смущенно произносил официальные приветствия царице Трезении и царевне, Этра еле сдерживала улыбку, пытаясь сохранить строгий и величественный вид, подобающий светской даме. Но когда Эгей, подозвав одного из своих приближенных, державшего в руках окованный медью ларец, вынул из него и вручил царице драгоценное ожерелье, а царевне — золотой перстень с изображением рождающейся из пены морской Афродиты и браслет из электрона, Этра не выдержала. Забыв о правилах этикета и роли важной дамы, которую ей до сих пор удавалось довольно успешно играть, она вскочила и, по-детски подпрыгнув, поцеловала Эгея в щеку, что вызвало благодушные улыбки у присутствующих.

Эгей взял ее за руку и почтительно усадил в кресло. И тут он с досадой заметил сидевшего рядом с царицей и царевной брата Питфея — Тиеста, присутствие которого в Трезене явилось для него неприятной неожиданностью. Тиест наблюдал за Эгеем с той неопределенной мерзкой улыбкой, смысл которой можно было понимать как угодно. Она не была явно вызывающей, способной спровоцировать скандал, но в ней легко угадывалась ирония, пренебрежительная насмешка, ранившая тем больнее, что не давала прямого повода потребовать объяснения, не показавшись при этом смешным. Встретившись взглядом с Эгеем, Тиест кивнул ему, и опять невозможно было понять, означает ли этот жест приветствие или паясничание. Эгей ответил холодным кивком. Но в этот момент к нему подошел Питфей и, строго посмотрев на брата, что заставило того придать выражению своего лица некоторую благопристойность, пригласил Эгея и его спутников занять отведенные для них почетные места. Своего друга он посадил рядом с собой.