Обетованная земля - [19]

Лавки были особым миром, где время остановилось, замерев в щемящей тоске; оторванные от жизни, неподвижные, стояли они на шумящей авеню, вдоль которой несся бурлящий поток. Они угасли, как старая печурка, которая больше не греет, а лишь создает иллюзию былого тепла. Они были мертвы, но скончались без боли и горечи — так уходит от нас прошлое, лишенное былого трагизма, ставшее воспоминанием, которое уже не причиняет нам боль, а может быть, и никогда не причиняло. За стеклами витрин вяло двигались их владельцы, напоминавшие диковинных рыб; подобно карпам, они таращились на вас через толстые очки откуда-то из-за своих гобеленов или из-за одеяний китайских мандаринов, другие же, усевшись в компании лакированных тибетских демонов, почитывали детективы или газеты.

Но все это преображалось, когда ранними вечерами косые лучи солнца заливали правую сторону авеню золотисто-медовым волшебством, в то время как на другой, темной стороне улицы окна домов уже затягивала паутина сумерек. Наступал тот миг, когда мягкий вечерний свет сообщал лавочкам призрачную видимость жизни, отраженное бытие, наполненное заемным светом, от которого они просыпались. Так, часы, изображенные на вывеске часовщика, каждый день на секунду оживают, когда нарисованное на циферблате время совпадает с настоящим.

Внезапно дверь антикварной лавки, перед которой я как раз стоял, распахнулась. Оттуда бесшумно выскользнул маленький, тощий человечек с орлиным носом и в брюках в мелкую клеточку. Видимо, он уже давно наблюдал за мною.

— Славный вечерок, не правда ли? — заговорил он.

Я кивнул. Он оценивающе разглядывал меня, в то время как я по-прежнему стоял к нему боком.

— Понравилось что-нибудь в витрине?

Я показал на китайскую бронзовую вазу, стоявшую на резном постаменте в венецианском стиле.

— Это что?

— Бронзовая ваза из Китая. Недорогая. Заходите, посмотрите сами.

Я последовал за ним. Продавец достал вазу с витрины.

— Она старинная?

— Не очень. — Он внимательно посмотрел на меня. — Это поздняя копия древнего образца. Эпоха Мин, полагаю я.

— Сколько она может стоить? — Я рассеянно посмотрел на улицу сквозь окно витрины. — «Александр Сильвер и компания». — расшифровал я, читая справа налево надпись на оконном стекле.

— Я отдам ее вам за пятьдесят долларов, — сказал Александр Сильвер. — Вместе с подставкой из тикового дерева. Ручная резьба.

Я взял вазу в руки. На ощупь она была очень приятной. Контуры немного резковаты, но не производили впечатления поздней подделки. Патина не была отполирована и потому не отливала нефритовым блеском, свойственным музейным шедеврам. Не было в ней и малахитовых инкрустаций. Закрыв глаза, я долго и медленно ощупывал вазу. В брюссельском музее я по ночам нередко предавался подобному занятию: там имелась богатая коллекция бронзы эпохи Чжоу [12]. В ее составе было немало похожих образцов, которые поначалу принимали за копии эпохи Тан или Мин [13]. Что и неудивительно. Уже в эпоху Хань [14], на рубеже нашей эры, китайцы начали подделывать чжоускую и шанскую бронзу; они закапывали ее в землю, чтобы на ней скорее нарастала настоящая, древняя патина. Всему этому меня научил Зоммер, а доучивался я в Брюсселе.

Сильвер по-прежнему наблюдал за мной.

— А вы уверены, что это копия эпохи Мин? — спросил его я.

— Я мог бы сказать нет, — отозвался он. — Но мы здесь торгуем честно. Я вижу, вы кое в чем разбираетесь.

Он поставил ногу на невысокий голландский стул. В дополнение к клетчатым штанам на нем были лиловые носки и маленькие лакированные туфли.

— Я приобрел эту вещь в качестве копии восемнадцатого века, — сообщил он. — Конечно, это не так, но древнее шестнадцатого века она быть не может. Нашей эры, разумеется.

Я поставил бронзу назад на псевдовенецианскую подставку. Ваза стоила совсем недорого, и я охотно купил бы ее, но не знал, как ее перепродать, а при моих скудных средствах я не мог затевать долгосрочных проектов. Кроме того, я хотел быть твердо уверенным в том, что я делаю.

— А нельзя ли мне забрать эту вещь на один день? — спросил я.

— Да хоть на всю жизнь — за пятьдесят долларов.

— А на пробу? На один день?

— Дорогой мой, — сказал Александр Сильвер, — я ведь вас совсем не знаю. Последний раз я дал одной даме, внушавшей полное доверие, две замечательные статуэтки мейсенского фарфора. Восемнадцатый век. Тоже на пробу.

— И что же? Дама исчезла навсегда?

— Она вернулась. С разбитыми статуэтками. В переполненном автобусе какой-то рабочий выбил их у нее из рук своим ящиком с инструментами. Она так рыдала, словно потеряла ребенка. Что мы могли поделать? Денег у нее не было. Статуэтки ей были нужны, чтобы позлить подружек по бриджу. Плакали наши денежки.

— Бронзу не так легко разбить. Особенно если это копия.

Сильвер пристально посмотрел на меня:

— Я даже скажу вам, где я ее купил. Ее забраковал один провинциальный музей. Продал в качестве копии. По-моему, я с вами предельно честен!

Я не отвечал. Сильвер покачал головой.

— Ладно, — сказал он. — Вы упрямый, а это мне нравится. Я сделаю вам другое предложение. Заплатите пятьдесят долларов и забирайте вазу, а через неделю можете принести ее назад. Я верну вам деньги, или вы оставите вазу себе. Идет?