Обетованная земля - [10]
— Какие солдаты?
— Но ведь Америка ведет войну!
Уотсон расплылся в широкой улыбке.
— Война идет в Европе и в Тихом океане, — благодушно объяснил он. — Не здесь. В Америке войны нет. Здесь мир.
Я и забыл об этом. Действительно, враг находился на другом конце света. Здесь не было нужды защищать границы. Здесь не стреляли. Здесь не было и руин. Не было бомбардировок. Не было разрушений.
— Мир, — промолвил я.
— Не то что в Европе, правда? — с гордостью спросил Уотсон.
Я кивнул:
— Да, совсем иначе.
Уотсон указал на одну из поперечных улиц.
— Вон там стоянка такси. А напротив останавливается автобус. Вы ведь не собираетесь идти пешком?
— Почему же? Мне как раз хотелось прогуляться. Я слишком долго просидел взаперти.
— Ах вот оно что! Ну как хотите. Кстати, заблудиться в Нью-Йорке невозможно. Почти все улицы здесь вместо названий имеют номера. Очень удобно.
Я шел по городу словно пятилетний ребенок — примерно настолько я понимал тогда по-английски.
Я брел под тропическим дождем разных звуков: шум, голоса, автомобильные гудки, смех, крики — взволнованный гул жизни; мне пока еще не было до него никакого дела, но он уже нахлынул на меня подобно урагану, врываясь во все мои чувства. Я слышал только шум, но не понимал его смысла, и точно так же я видел свет, но не понимал, откуда он взялся и зачем он был нужен. Я шел по городу, и каждый встречный казался мне новым Прометеем: он делал знакомые мне жесты, смысла которых я не понимал; он произносил какие-то слова, но их значение оставалось загадкой. Все вокруг меня таило бездну различных смыслов, скрытых от меня, не владевшего этим языком. Совсем не так было в европейских странах, где все было понятным и однозначным. Здесь же казалось, что я ступаю по громадной арене, где все: прохожие, официанты, шоферы и продавцы — разыгрывают непонятный спектакль, в центре которого находился я сам, но в то же время был из него исключен, потому что не мог понять его смысла. И тут меня осенило, что это мгновение неповторимо, что оно никогда не вернется. Уже завтра я включусь в общую игру, да что там — уже сегодня вечером, когда доберусь до гостиницы, я снова начну борьбу за жизнь: буду ползать на брюхе, фальшивить, торговаться, нести ту полуложь-полуправду, из которой и состоят мои будни. Но сейчас, в это мгновение, город являл мне свое истинное лицо: дикое, кричащее, чужое и безучастное; он еще не принял меня и поэтому оставался холодным, беспристрастным, подавляющим и одновременно прозрачным, как филигрань, как громадная, сверкающая дароносица в католическом храме. Мне казалось, будто само время на минуту затаило дыхание, как бы умолкнув в таинственной цезуре: все вдруг сделалось возможным, любое решение — осуществимым, неподвластным силе тяжести и законам движения, и только ты один был волен решать, рухнешь ты или устоишь.
Я медленно брел по бурлящему городу; я и видел его, и не видел. Все эти годы я был занят только одной примитивной задачей: выживанием — и был настолько поглощен ею, что, влекомый инстинктом самосохранения, привык не замечать жизнь других людей. Мною владело непреодолимое стремление выжить, как на тонущем корабле за секунду до начала общей паники, когда перед тобой остается одна цель — не умереть. Теперь же, в эти непередаваемые минуты, я вдруг почувствовал, что, может быть, моя жизнь начинается сначала, веером разворачиваясь передо мною, что у меня пусть ненадолго, но снова появляется будущее, а вместе с ним за моими плечами грозит вновь подняться и прошлое с его запахом крови и могильного тлена. Я смутно чувствовал: прошлое было такое, что могло легко убить меня, но сейчас я не хотел об этом задумываться. Нет, только не в этот час сверкающих витрин, пьянящего запаха свободы, полуденной суеты с ее тысячами незнакомых лиц, разноголосым гулом, жаждой жизни и ослепительным светом, только не в этот час, когда я, как нелегальный перебежчик, пробирался через границу двух миров, не принадлежа в этот миг ни к одному из них, — словно я смотрел фильм, который запустили не с той звуковой дорожкой и в котором внезапно обнаружилось что-то завораживающее, нечто большее, чем игра света и красок, очарование таинственности или детская уверенность в том, что тайна обернется обманом. Сейчас мне казалось, что сама жизнь спешила вновь открыться мне после многолетней самоизоляции, вызванной жесточайшей необходимостью, она просила и вопрошала, призывала увидеть и постичь, стремилась вырвать меня из топкой трясины воспоминаний и обратить к робкой, еще неясной надежде. «Так, значит, я и в самом деле еще жив? — думал я, вглядываясь в глубь громадного открытого зала, полного сверкающих хромированными деталями игровых автоматов, трещавших звонками и перемигивавшихся разноцветными лампочками, — неужели это правда? Выходит, еще не все в моей душе высохло и отмерло, выходит, можно перестать думать о выживании и попытаться жить? Просто начать новую жизнь — с чистого листа, жизнь неизвестную, полную неведомых возможностей и смыслов? Значит, теперь все возможно, и это не будет предательством всех погибших — тех, для кого забвение станет подобно второму убийству?»
«Жизнь взаймы» — это жизнь, которую герои отвоевывают у смерти. Когда терять уже нечего, когда один стоит на краю гибели, так эту жизнь и не узнав, а другому эта треклятая жизнь стала невыносима. И как всегда у Ремарка, только любовь и дружба остаются незыблемыми. Только в них можно найти точку опоры. По роману «Жизнь взаймы» был снят фильм с легендарным Аль Пачино.
Роман известного немецкого писателя Э. М. Ремарка (1898–1970) повествует, как политический и экономический кризис конца 20-х годов в Германии, где только нарождается фашизм, ломает судьбы людей.
Антифашизм и пацифизм, социальная критика с абстрактно-гуманистических позиций и неосуществимое стремление «потерянного поколения», разочаровавшегося в буржуазных ценностях, найти опору в дружбе, фронтовом товариществе или любви запечатлена в романе «Три товарища».Самый красивый в XX столетии роман о любви…Самый увлекательный в XX столетии роман о дружбе…Самый трагический и пронзительный роман о человеческих отношениях за всю историю XX столетия.
Они вошли в американский рай, как тени. Люди, обожженные огнем Второй мировой. Беглецы со всех концов Европы, утратившие прошлое.Невротичная красавица-манекенщица и циничный, крепко пьющий писатель. Дурочка-актриса и гениальный хирург. Отчаявшийся герой Сопротивления и щемяще-оптимистичный бизнесмен. Что может быть общего у столь разных людей? Хрупкость нелепого эмигрантского бытия. И святая надежда когда-нибудь вернуться домой…
Роман «Триумфальная арка» написан известным немецким писателем Э. М. Ремарком (1898–1970). Автор рассказывает о трагической судьбе талантливого немецкого хирурга, бежавшего из фашистской Германии от преследований нацистов. Ремарк с большим искусством анализирует сложный духовный мир героя. В этом романе с огромной силой звучит тема борьбы с фашизмом, но это борьба одиночки, а не организованное политическое движение.
В романе «На Западном фронте без перемен», одном из самых характерных произведений литературы «потерянного поколения», Ремарк изобразил фронтовые будни, сохранившие солдатам лишь элементарные формы солидарности, сплачивающей их перед лицом смерти.
Один из лучших «семейных» сериалов Пелама Гренвилла Вудхауса, полный английского юмора. Знакомьтесь: обитатели замка Бландинг — семейство истинно английских аристократов. Их эксцентричность далеко превосходит все, что вы только можете вообразить. Крепкие стены их родового гнезда способны выдержать многое: и странности престарелого главы клана, и проделки представителей младшего поколения, и безумные выходки гостей замка.
Принц Шарль-Жозеф де Линь (1735–1814), военачальник, дипломат и писатель, славился как остроумный и глубокий собеседник, олицетворение галантного ХVIII века. Он знался с монархами и философами, писателями и авантюристами и не обходил вниманием прекрасных дам. Принц де Линь встречался с русскими в Европе, дважды приезжал в Россию, путешествовал по стране, участвовал в войне с турками. В книгу вошла его переписка с Екатериной ІІ, ее фаворитами и сподвижниками, с Г. Потемкиным и братьями Зубовыми, с фельдмаршалами А. Суворовым и П. Румянцевым, дипломатами А. Разумовским и А. Белосельским-Белозерским, писательницами З. Волконской и Ю. Крюденер, любовные и дружеские послания к Е. Долгорукой и С. Уварову.
Сборник рассказов Андора Эндре Геллери (1907—1945) впервые знакомит советского читателя с творчеством наиболее яркого и оригинального венгерского прозаика межвоенного периода, герои произведений которого — рабочие, безработные, «маленькие люди» — изгои капиталистического мира, лишенные места в жизни. В книгу вошли лучшие рассказы Геллери из четырех сборников, впервые опубликованных в Венгрии при его жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Посмертные записки Пиквикского клуба» — первый роман английского писателя Чарльза Диккенса, впервые выпущенный издательством «Чепмен и Холл» в 1836 — 1837 годах. Вместо того чтобы по предложению издателя Уильяма Холла писать сопроводительный текст к серии картинок художника-иллюстратора Роберта Сеймура, Диккенс создал роман о клубе путешествующих по Англии и наблюдающих «человеческую природу». Такой замысел позволил писателю изобразить в своем произведении нравы старой Англии и многообразие (темпераментов) в традиции Бена Джонсона. Образ мистера Пиквика, обаятельного нелепого чудака, давно приобрел литературное бессмертие наравне с Дон Кихотом, Тартюфом и Хлестаковым.
«Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском» — книга Евдокима Тыртова, в которой собраны воспоминания современников русского императора о некоторых эпизодах его жизни. Автор указывает, что использовал сочинения иностранных и русских писателей, в которых был изображен Павел Первый, с тем, чтобы собрать воедино все исторические свидетельства об этом великом человеке. В начале книги Тыртов прославляет монархию как единственно верный способ государственного устройства. Далее идет краткий портрет русского самодержца.