Обет молчания - [99]

Стоя в дверях ее кухни с бокалом вина и наблюдая за тем, как она готовит ужин, Майкл непринужденно болтал.

На ней были надеты короткий топ и юбка из серой шелковой пряжи, ему показалось, что сквозь ткань просвечивают темные кружки сосков. Он мысленно представил, как прикасается к ним, и его пальцы с силой сжали ножку бокала.

Они сидели в темной квартире и слушали музыку, город за окном постепенно погружался во тьму. Из другого конца комнаты Майкл вдруг нерешительно и едва слышно попросил:

— Франческа, ты не… ты не могла бы… раздеться для меня? Я хочу видеть твое тело. Ничего больше. Только видеть.

Она молча посмотрела на него. Затем отставила чашку с недопитым кофе и поднялась, чтобы закрыть балконное окно. Так же стоя к нему спиной, одним быстрым движением, которое показалось ему в высшей степени эротичным, стянула через голову топ. На гладкой коже спины деликатно выделялись выпуклости позвонков. Шея ее, изящно изогнутая, напоминала скульптурный бюст, увенчанный копной волос. Ее рука поползла вниз, к застежке молнии. Звук расстегиваемого замка прозвучал в ушах Майкла как страшный приговор.

— Ты не хочешь меня? — спросила она после долгой паузы.

Она накинула на себя свободный халатик. На языке у него вертелось: приподними, приподними же его, так чтобы было видно… Тогда он окончательно потеряет голову, напрочь забыв о доводах разума. Но вместо этого он ударился в высокопарные речи.

— Ты очень добра ко мне, но я думаю, что мне лучше сказать «нет». — Он вежливо поблагодарил ее за обед и вернулся в семинарию.

Две следующие недели он не находил себе места. И о чем он только думал? С одной стороны, как он мог с такой легкостью попрать данные им обеты? С другой, как он мог повести себя столь жестоко и легкомысленно по отношению к женщине? Он, должно быть, оскорбил ее чувства, и она теперь считает, что он пренебрег ею.

Ко всем этим мыслям примешивался страх о его возможной мужской несостоятельности. Что, если многие годы воздержания и подавления сексуальных желаний не прошли для него даром и он больше не способен реагировать на женское тело как любой нормальный мужик? Что, если в его организме что-то необратимо нарушилось?

Майкл лежал без сна, он думал о том, что воспоминания эти по сей день в такой же степени мучительны, как и сами события. В конце концов, после долгих угрызений и борьбы с самим собой, он вернулся к ней. Франческа поняла его и простила, все стало на свои места. Они прекрасно проводили время вместе. А потом все закончилось.

Более десяти лет он не испытывал подобных чувств. И что теперь? Он вновь как мальчишка попался в те же сети и был подавлен и потрясен этим не менее, чем в первый раз.

Давно забытое чувство, в котором он боялся сознаться себе, возродилось несколько месяцев назад, его воображение взбудоражил вид сестры Гидеон. Она показалась ему невероятно красивой, «святой, высеченной из камня», голова слегка повернута в сторону, расслабленные руки вдоль тела. Что бы это ни был за порыв, он сдержал его, задушил, погасил. Чувство к монахине невообразимо. Недопустимо.

Теперь Кейт. Каждый шаг долгого поиска сближал их, и не только в буквальном смысле. Он нашел женщину, которая была поразительно похожа и поразительно непохожа на сестру Гидеон. Те же самые руки, но не такие белые, а более сильные и энергичные. Те же необыкновенные глаза, словно отлитые из прозрачного янтаря. Но иное выражение в них. Тот же голос, но другие речи, Неужели и вправду душа у них одна на двоих?

Его вдруг прошиб пот. Боже мой. Боже мой! Скверно то, что он возжелал ее, скверно то, что он лежит и видит перед собой ее обнаженные ноги из-под закатанной юбки, белые на фоне темной воды.

Неужели это он возжелал женщину, сгубившую невинную душу, детоубийцу, бывшую заключенную? Как можно полюбить женщину, поступки которой определяются этими страшными словами? Какими чарами ей удалось околдовать его? Каким образом ей удалось так близко подобраться к его сердцу?

Путаница в мыслях не давала ему уснуть, Майкл ворочался с боку на бок. Кейт тут ни при чем, никаких таких женских штучек, чтобы окрутить его. Это у него не в меру разыгралась фантазия. Нет ему оправдания. А вот ее оправдать, наверное, можно. За совершенное преступление она заплатила сполна. Вряд ли он сумеет понять, какие силы подвигнули ее на этот поступок, хотя на основе рассказа о разрушенном мире девочек-близнецов, услышанного им в обшарпанном фургончике Роя Доуни, можно выстроить определенные предположения.

«Зла нет, — гласит заповедь иезуитов. — Есть отсутствие добра».

Эта мысль успокоила его, и он снова попытался заснуть. Необходимо выспаться, завтра его ждет масса дел. Прошло пять минут, десять, какой-то непонятный звук вдруг заставил его очнуться от дремы. Сквозь сон ему почудилось, что звонит телефон. Он прислушался, но ничто больше не нарушало безмолвия ночи, и он снова погрузился в сон.

Когда шум повторился, он встал и зажег ночник. Снова тишина, но на этот раз он был готов поспорить, что действительно слышал странные звуки. Не включая лампы, он подошел к двери и распахнул ее. В коридоре горел свет. Он намеренно оставил его включенным на тот случай, если проснется кто-нибудь из детей.