Обет молчания - [84]

Он вовремя спохватился, что ее ни в коем случае нельзя отталкивать. Она нужна ему в качестве союзницы, ему во что бы то ни стало нужно войти к ней в доверие. Иначе столько времени и сил пойдут прахом. Наконец-то она перед ним. Он подошел к ней.

— Кейт, — обратился он к ней. — Слава богу, я тебя нашел.

В очках для чтения ей не сразу удалось разобрать черты его лица — она разглядела лишь его темные густые волосы, но она сразу отметила его появление в парке и обратила внимание на легкое прихрамывание.

Фрэн Дьюзбери сообщила в телефонном разговоре, что некий святой отец ищет встречи с ней, поэтому она ожидала, что он окажется очередным социальным работником. Но мужчина в парке был совсем непохож на социальных работников, с которыми ей приходилось сталкиваться. Она сняла очки. Он остановился в некотором отдалении, не нарушая приличествующей случаю дистанции и не претендуя на ее личное пространство. На нем были джинсы и жакет поверх белой рубашки. У него были крупный, с горбинкой нос, очень темные глаза из-под низких бровей и умное лицо — лицо мыслящего человека. Одно в нем было ей до боли знакомо — властная уверенность. Кейт узнала ее с первой минуты.

Она не помнила его имени, что-то иностранное, похожее на название птицы. Она ожидала услышать чужестранный акцент, но собеседник изъяснялся на удивительно чистом английском. Его голос оказался красивым, мягким и глубоким.

«Кейт. Слава богу, я тебя нашел».

В голосе его смешались гнев и облегчение — непонятное для Кейт сочетание. Не дождавшись ответа, он продолжал:

— Позвольте представиться. Отец Майкл Фальконе. Фрэн Дьюзбери, вероятно, рассказала о том, что я потратил уйму времени, чтобы отыскать тебя?

Кейт опустила газету и без малейшего намека на дружелюбие произнесла:

— Ну.

— Задача не из легких.

Она пожала плечами.

— Дела замучили.

Враждебность ее тона вызвала новый всплеск раздражения.

— Послушай, я должен сказать тебе правду. Я приехал сюда из-за Сары.

При упоминании ее имени старый гнев электрическим током прошел через все ее тело, не гнев даже, а негодование. О боже мой, только не это…

— Я не желаю слышать ни о какой… ни о ком.

— Твоя сестра отчаянно нуждается в твоей помощи.

Ее тон стал язвительным.

— Я уверена, желающие помочь найдутся и без меня. Не на необитаемом острове живет.

Внешне она казалась совершенно спокойной. Ему и в голову не могло прийти, что крылось за внешним спокойствием. Годы психологических тренингов не прошли даром, она научилась прекрасно владеть собой.

— Да пойми же, ей нужна твоя помощь. Никто другой тебя не заменит. Ее положение более чем серьезно. Врачи не исключают летального исхода. Вот почему я искал тебя.

— Я знаю о том, что она больна. — Кейт снова подняла газету — жест нежелания продолжать беседу. — Знаю давно.

Такого поворота Майкл не ожидал.

— Каким же образом? Сара не могла сказать тебе ничего определенного. Как тебе удалось об этом узнать?

Ни один мускул не дрогнул на лице Кейт.

— Она сама сообщила мне о надвигающейся болезни. Несколько месяцев назад.

— Но, насколько мне известно, вы не…

— Если мы не писали друг другу писем и не перезванивались, это совсем не значит, что мы не общались. Она твердит мне об этом не переставая с самого Рождества, а я пытаюсь делать вид, что меня это не интересует. — Кейт нервно теребила газету. — Я не видела ее сто лет и не желаю видеть еще столько же. Если она намерена в очередной раз воспользоваться моей добротой, то черта с два она получит. Что касается ее болезни, примите мои искренние соболезнования. Это все.

Озаренный внезапной догадкой, отец Майкл задумчиво произнес:

— Выходит… она передает тебе сигнал, а ты его получаешь.

Кейт пожала плечами:

— Если вам будет угодно это так назвать.

— Только если бы ты правильно расшифровала эти сообщения, ты бы знала, что на самом деле больна не она.

Кейт нахмурилась.

— Мне помнится, вы только что сказали…

— Я сказал, что положение ее более чем серьезно. У Сары симптомы тяжелого недуга. Но только симптомы, а не сама болезнь. Больна ты.

Кейт уронила газету на колени и стала царапать кожу рук ногтями: так царапают себя, чтобы избавиться от нестерпимого зуда после укусов насекомых.

— Доктора полагают, что единственно разумное объяснение заключается в том, что она переживает твою боль, — продолжал он. — Будущую или настоящую.

Она мгновенно догадалась, о чем идет речь, ее лицо прямо-таки осветилось этим пониманием, словно включилась электрическая лампочка. Он выдержал паузу, а затем добавил:

— Твой отец рассказывал, что нечто подобное случалось с вами и в детстве.

Она откинула голову, выражение ее лица оставалось прежним. Он был уверен, она помнила. Упрямство не позволяло ей сознаться в этом.

— Если я заболею корью, — сказала она, — я пришлю вам открытку. А сейчас будьте так добры, оставьте меня в покое. Всего хорошего.

Он пытался возразить.

— Речь идет не о кори, это серьезно…

Ее слова были настолько хлесткими и злобными, что он не нашелся, что ответить.

— Да идите вы знаете куда!

Она вскочила на ноги, ее движения были резкими и отрывистыми. Швырнув газету на скамейку и вскинув сумку на плечо, она, не оборачиваясь, побежала прочь. Она бежала быстро, в направлении ярких торговых палаток, в сторону шумной магистрали.