Обет молчания - [61]
Эдди работала по ночам. Работа занимала, пожалуй, главное место в ее жизни. Все вокруг менялось, все двигалось вперед — распался неудачный брак, выросли и разлетелись дети, не менялась лишь работа. Она находила странную прелесть в доверительных отношениях тюремщика и подопечного. Она упивалась превосходством, которое давала ее должность, ей жутко нравилось сидеть за столом дежурного офицера и носить на поясе связки ключей.
К Кейт она относилась с заботливым сочувствием. Они обе частенько полуночничали. Раньше, в прошлой жизни, Кейт спала безмятежным сном, каким спят только дети, и никогда не жаловалась на бессонницу. Кошмары начались после суда. Ей снился один и тот же страшный сон: незнакомый сад, осиротевшие родители преследуют их и вот-вот нагонят. Кейт стала спать чутко и настороженно, что называется, вполглаза. Как заяц, который, подчиняясь главному инстинкту — инстинкту самосохранения, ни на миг не забывает об опасности, подстерегающей его на каждом шагу. Эдди и Кейт нередко засиживались до утра, болтая о том о сем, пока все спят. Эдди держалась с ней покровительственно, Кейт казалась ей молодой и доверчивой, ей нравилась ее скромность. Молчание Кэйт пробудило у Эдди подозрение, и она направила ей в лицо луч света.
— Эй, это ты, что ли, вопила во всю глотку?
Кейт отвернула лицо к стене. Через минуту она услышала поворот ключа в замке.
— Ну, что такое, глупенькая? Разве так можно?
По-мужски сильная рука, с которой не поспоришь, обхватила ее за спину. Кейт очутилась на кровати. Эдди, не убирая руки, присела рядом. Кейт внутренне напряглась. Хриплый прокуренный шепот охранницы источал запах мятной жвачки.
— Ты ничего больше не могла придумать? Что с тобой творится, малышка?
Кейт захотелось рассмеяться — она была сантиметров на тридцать выше Эдди. Но вместо смеха у нее вышло жалкое всхлипывание. Кейт разрыдалась, она плакала навзрыд на плече Эдди, беззвучно сотрясаясь всем телом. Эдди по-матерински ласково утешала ее.
Кейт и не помнила, когда кто-то прикасался к ней в последний раз. В ее семье никто никогда не прикасался друг к другу. Ее родители не демонстрировали своих чувств, лишь иногда отец, когда они были совсем маленькими, похлопывал по плечу или целовал в щеку.
Где-то в тайниках ее памяти, где похоронены воспоминания, прах которых ей совсем не хотелось ворошить, ее обнимали мамины руки, она сидела, уткнувшись в ее плечо. Все это осталось в прошлой жизни, в забытом времени.
После ее больше никто не обнимал и не целовал, желая спокойной ночи. Никто больше не гладил ее по голове, никто не вытирал грязь, размазанную по щеке. Все годы, когда ребенок особенно нуждается в материнской ласке и нежности, хочет, чтобы его холили и лелеяли, утешали и уверяли в том, что он самый лучший и любимый, все эти годы Кейт провела в заточении маленькой камеры, в полной изоляции от внешнего мира.
Кейт чувствовала, что Эдди пытается приободрить ее, но никак не могла перебороть внутреннее сопротивление и скованность, словно улитка, вжавшись в свою раковину. Мало-помалу она успокоилась, утерла слезы и шмыгнула носом.
— Толкуют, что тебя скоро выпустят, — осторожно вставила Эдди.
Кейт кивнула в ответ.
— Завтра комиссия будет рассматривать мое дело.
— Ах, вот оно что! — понимающе кивнула Эдди. — Небось ждешь не дождешься.
— Мне страшно. И жду и боюсь одновременно.
— Я тебя понимаю. — Малограмотная, малообразованная женщина безошибочной интуицией догадалась о ее состоянии. — Ты хорошо себя вела. Ты заслужила помилование. Вон, детишек учила плавать, начальство любит все такое. — Она провела рукой по растрепанным волосам Кейт, приглаживая, успокаивая. — Только вот ведь какая штука, если кто сжился с тюрьмой, тому всегда бывает трудно на воле. Понимаешь, что я имею в виду?
— Эдди, не надо. — Кейт положила голову ей на плечо.
— Не изводи себя, постепенно все образуется. Начнешь новую жизнь. Научишься работать на себя, хватит горбатиться за «спасибо». Ты выполняла то, что тебе приказывали. Изо дня в день жила по команде. «Да, сэр». «Нет, сэр». Теперь все будет иначе. Но ты ведь хочешь, чтобы все было иначе?
Кейт снова шмыгнула носом.
— Да.
— Вот и славно. Просто помни, даром в этой жизни ничего не бывает. За все нужно платить. За все. — Эдди с неожиданной теплотой похлопала Кейт по руке и встала. — Пойду заварю чай. Хочешь чаю? У меня остались какие-то шоколадки, надо посмотреть.
— Да, если можно.
— Тогда будь послушной девочкой. Шагом марш в кровать. — Эдди помедлила, взявшись за ручку двери, и добавила: — И запомни, о том, что произошло, никому ни слова. Если кто-нибудь узнает, что я разводила с тобой нежности, по головке меня не погладят, это уж точно.
Ее грубоватая доброта была Кейт более необходима, чем чай. Она забралась под одеяло. Ключ щелкнул в замке.
На следующий день за десять минут до отбоя в дверь камеры постучал Дэвид Джерроу. Проявляя, как всегда, отменную деликатность, он дожидался на противоположной стороне коридора.
Когда Кейт открыла дверь, входить он не стал, а лишь придвинулся вперед, опершись на косяк.
— Пришел попрощаться. С завтрашнего дня я ухожу в отпуск.
Несмотря на то, что сыновья дразнят его за то, что он ни с кем не встречается, а его бывшая жена думает, что он все еще одержим ею, 53 летний директор школы на пенсии и скульптор Уильям Эверетт Ларсон рад, что он ждал, пока не нашел 47 летнюю школьную преподавательницу искусства Джессику Дэниелс. Он восхищается Джессикой за ее смелые произведения и то, как она распоряжается своей жизнью. Однако Уилл считает, что единственная поврежденная прошлым часть Джессики, это ее сердце. Джессика уверяет Уилла, что она не в состоянии долго любить, но Уилл отказывается поверить в то, что это правда.
Встреча, которая изменила всю ее жизнь, внесла в нее яркие краски, закружила в вихре страсти. Страсти такой силы, которая могла свести с ума и лишить рассудк.
Надевать маски, играть роли и иметь амплуа приходится не только актерам. И не только в театре. И не только на сцене… «Милый, давай в наших отношениях безалаберной девочкой все-таки буду я?». Она положила трубку. Вернее, нажала на кнопку. Одним словом, прервала связь. Пока что только телефонную, но у нее были большие планы на будущее… Заплаканное личико Зи стояло перед глазами у драматурга. По крайней мере, Зи на это надеялась. Она в совершенстве владела умением стоять перед глазами у тех, кто мог ее обидеть… Никто не станет спорить о том, что две пылинки на шкафу – это одно, а две пылинки во Вселенной – это другое? Увы, в наши довольно странные времена, те, кто держится нейтрально, вызывает больше подозрений, чем те, кто ведет себя каким-нибудь странным образом.
Продолжение "Больше, чем любовь..." Гарри задумчиво сидел в кресле, медленно перебирая струны гитары. Его мысли были очень далеко. Наверное, именно сегодня и именно сейчас он принял решение забыть ее. Ему надоело в течении года ждать. Надеяться, что она ответит на сообщение или звонок. В эту минуту он понял, что ее больше нет. Она ушла так же неожиданно, как и ворвалась в его жизнь. Подарив лишь две ночи, полные наслаждения. Он благодарен ей. Любовь. Боль. Секс. Ревность. А будет ли счастье? Продолжение истории Гарри и Элис.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Стивен Кэрролл — популярный австралийский писатель, романы которого отмечены престижными литературными премиями; в прошлом рок-музыкант, драматург, театральный критик. «Венецианские сумерки — новая книга автора полюбившейся российским читателям «Комнаты влюбленных».…Жарким летним днем в одном из зеленых предместий Мельбурна тринадцатилетняя Люси Макбрайд, задремав в садовом плетеном кресле, сквозь сон услышала кто ли вздох, то ли стон — какой-то словно вымученный звук, обратившийся в печальнейшую из мелодий.
Войцех Кучок — польский писатель, сценарист, кинокритик, самый молодой лауреат главной польской литературной премии «Ника» (2004). За пронзительную откровенность, эмоциональность и чувственность произведения писателя нередко сравнивают с книгами его соотечественника, знаменитого Януша Вишневского. Герои последнего романа Кучока — доктор, писатель, актриса — поначалу живут словно во сне, живут и не живут, приучая себя обходиться без радости, без любви. Но для каждого из них настает момент пробуждения, момент долгожданного освобождения всех чувств, желаний и творческих сил — именно на этом этапе судьбы героев неожиданно пересекаются.
Что делать, если жизнь пошла наперекосяк? Тридцатипятилетняя Нина Попкинс в отчаянии: ее приемная мать умерла, а муж ушел к другой. Однако позитивная по природе Нина не настроена страдать всю жизнь. Она решает, что для счастья ей необходимо обрести новую любовь и найти своих биологических родителей. Но жизнь продолжает строить Нине козни, и поездка в приют, куда ее отдали в раннем детстве, запускает целую череду неординарных событий, заставляющих Нину и смеяться, и плакать… Увлекательная, искренняя, грустная и забавная история, в которой чувствуется глубокое понимание женских судеб и сердец.
Виртуозно упаковыванная в сотню страниц лиричная семейная сага, блестяще экранизированная. Герои классика современной американской литературы всегда ищут справедливости в непоправимо изменившемся мире и с трудом выдерживают напор страстей, которым все возрасты покорны.