Обещание розы - [29]

— Подождите!

Он нехотя обернулся и молча вопросительно взглянул на нее.

— Вы видели Стивена? Как он поживает? Он велел вам передать мне что-нибудь?

— Откуда вам известно, что я побывал в Элнвике? — настороженно спросил Джеффри.

Адель смущенно покраснела и не сразу нашлась с ответом:

— Ну… Поскольку вы приехали вместе с Брендом, я подумала, что вы, как и он, наведались в Нортумберленд. Но вообще-то, — торопливо добавила она, видя, что добыча снова изготовилась ускользнуть из ее рук, — я хотела бы остаться с вами наедине вовсе не ради беседы о Стивене, а чтобы… чтобы исповедаться в своих грехах.

Джеффри криво усмехнулся. Он хорошо представлял себе, о каких именно грехах поведала бы ему эта сирена, вздумай она и вправду принести покаяние.

— Леди Бофор, мне кажется, мы с вами не вполне понимаем друг друга.

— Мы могли бы достичь понимания, если бы вы уделили мне хоть немного времени, ваше преподобие, — смиренно и просительно произнесла она.

Джеффри на секунду представил себе, каким наслаждением было бы излить семя в ее трепещущее от страсти тело, и в глазах у него потемнело. Ему становилось все труднее бороться с собой и, проглотив комок, подступивший к горлу и не дававший ему свободно дышать, он хрипло произнес:

— Вы ведь прекрасно знаете, где находится придворная часовня. Отец Жерар с готовностью выслушает вашу исповедь и даст вам отпущение грехов.

Адель сжала кулаки. От прельстительной улыбки, во все время разговора сиявшей на ее лице, не осталось и следа. Теперь ее алые губы кривились в злой, презрительной ухмылке. Отбросив дальнейшие церемонии, она прошипела в лицо опешившего от столь внезапной перемены Джеффри:

— Выходит, я ошиблась в вас, милорд! — и, окинув его с ног до головы уничтожающим взором, бросила она. — Я приняла вас за настоящего мужчину, вы же, оказывается, всего лишь презренный содомник, влюбляющийся в смазливых мальчишек. Фи! — она передернула плечами и повернулась, чтобы выйти в приемную.

Не помня себя, Джеффри схватил ее за руки, развернул к себе лицом и прижал к своему трепетавшему от едва сдерживаемой страсти телу. Адель тотчас же ощутила степень его возбуждения, и глаза ее расширились от удивления и восторга. Но объятие их длилось лишь секунду. Нахмурившись и уже остро сожалея о своем внезапном порыве, продиктованном досадой на нее и на себя, Джеффри молча отстранил девушку от себя и заспешил прочь.

— Надеюсь, теперь ваши подозрения на мой счет рассеялись без следа? — с сарказмом спросил он, оглянувшись на ходу.

Спустя час, граф Нортумберленд, успевший коротко переговорить с Джеффри, предстал перед своим монархом. Оба младших сына походили лицом на Рольфа де Уоренна, и в старости сохранившего прямую осанку и благородную красоту черт. В его светло-голубых глазах читались ум и бесстрашие, седина едва тронула его густую русую шевелюру. Он и теперь еще был очень привлекателен, и женщины щедро дарили его призывными улыбками и ласковыми взглядами, однако сердце Рольфа, навеки отданное леди Седре, оставалось неуязвимым для этих атак.

Граф склонил колено перед рыжеволосым Руфусом, который с удовольствием потягивал сладкое французское вино, развалясь в просторном кресле, едва вмещавшем его некогда стройный, а ныне весьма отяжелевший стан.

— Встань же, право, встань, дорогой Рольф! К чему нам с тобой, бесценный друг, все эти церемонии, — жеманно протянул король.

Рольф легко поднялся на ноги и холодно кивнул Дункану Кэнмору и еще нескольким приближенным короля, находившимся в этот момент в апартаментах Руфуса.

— Как поживает твой средний сын — архидиакон Кентерберийский? — осведомился монарх.

— Благодарю вас, Джеффри, слава Богу, вполне здоров, и дела его идут неплохо.

— Он ожидает моей аудиенции, — сообщил король, прихлебывая вино. — Я хочу ознакомиться с его счетами за последние месяцы.

— Джеффри привез с собой все расходные книги и с готовностью представит их вашему величеству, — улыбнулся Рольф. — Архидиакон — преданнейший слуга монархии.

— Только потому, что ему невыгодно враждовать со мной, — буркнул Руфус.

Рольф счел за благо не отвечать на этот незаслуженный выпад в адрес Джеффри.

Старый де Уоренн верой и правдой служил отцу Вильгельма Руфуса — Вильгельму Завоевателю и всегда надеялся, что Вильгельм Второй унаследует блестящий государственный ум и железную волю своего отца. Когда же Руфус повзрослел, оказалось, что от отца ему передались лишь внешний облик, необузданная жестокость и изощренное коварство. Он погряз в пороках, от которых его тщетно пытались отвратить Рольф де Уоренн и архиепископ Ланфранк. Но четыре года тому назад архиепископ умер, и старый граф с тоской наблюдал, как король Руфус все глубже увязал в греховных утехах, попадая под влияние своих многочисленных фаворитов.

По просьбе де Уоренна Руфус велел всем приближенным оставить их наедине. Придворные повиновались, бросая на графа исполненные любопытства взгляды. Последним вышел Дункан, сын Малькольма Кэнмора и единокровный брат принцессы Мэри. Он держался так, словно безошибочно чувствовал, что разговор между королем и Нортумберлендом затронет его интересы.