Обещание любви - [20]

– Уехали навсегда, – коротко пояснил Малкольм, когда она спросила, – или не пережили последних тяжелых лет. Не выдерживали прежде всего дети. С сорок пятого года родилось всего двое, один у меня, Дуглас.

– Твой сын?

– Господь с тобой, детка, – улыбнулся старик, – мой внук. Странно, что ты еще не видела его. Фиона в нем души не чает. Хочешь, зайдем к ним сейчас?

Джудит кивнула и пошла вслед за Малкольмом по тропинке, сворачивающей влево к распаханным полям. Она едва не остановила его, сказав, что передумала, но было уже слишком поздно: Маклеод увидел их.

– Он работает все время? Без отдыха? – спросила Джудит, не догадываясь, что выдает свое растущее любопытство.

– Да, – отозвался Малкольм. – Он всегда был жаден до работы, этот Маклеод. А работы у нас в горах – непочатый край, детка.

Алисдер Маклеод стоял на краю поля и стягивал с себя рубашку. Его широкая загорелая спина блестела на солнце от пота. Рука молодой женщины, стоявшей рядом, прошлась по ней, собирая капельки пота, а потом крепко обняла за талию. Они хорошо смотрелись вместе. Голова женщины едва доходила ему до подбородка, отчего Маклеод казался еще больше и выше. Он нагнулся и что-то тихо сказал женщине на ухо. Она расплылась в улыбке. Заметив Джудит, женщина не отрывала от нее взгляд.

Фиона подняла руки кверху, притянула к себе голову Алисдера и жарко поцеловала. «Вот уж некстати», – подумал Алисдер, мягко отстраняя ее. Внезапный румянец на лице Джудит сменился бледностью.

По просьбе Малкольма Фиона принесла сына. Она шла широко покачивая бедрами, походка ее показалась Джудит вызывающей.

А Маклеода происходящее ничуть не смущало.

У сына Фионы были такие же темно-янтарные глаза, как у Маклеода, в них поблескивали золотые искорки. Было видно, что не только Фиона не чает души в ребенке. Малкольм охал и ахал над малышом, которого с гордостью показывала мать. На лице у Фионы играла победная улыбка.

Однако тянулся Дуглас не к Малкольму, а к Маклеоду, который с готовностью взял его на руки и прижал к груди. Его родительские чувства нисколько не интересовали Джудит. Какое ей дело до того, что его лицо смягчилось, а в глазах засияла любовь? Алисдер был так нежен и осторожен с малышом, словно одно неловкое движение могло навредить тому. Он привычно держал мальчика на руках, и было видно, что ему не впервой делать это.

Нет, ее это совершенно не касается!

Фиона забрала сына, положила его в корзинку и, не удержавшись, посмотрела на замершую, неподвижную фигуру англичанки. Джудит заметила ее насмешливую улыбку и тотчас придала лицу непроницаемое выражение. Глаза ее стали безжизненными, превратились в два озера с гладкой как зеркало поверхностью.

Это раздражало Алисдера.

Он ведь все время старался держаться с Джудит как можно дружелюбнее, но она оставалась неприступной. Вылетала из комнаты, как только он туда заходил, отказывалась отвечать, когда он из вежливости заговаривал с ней, разглядывала его, когда думала, что он не замечает этого.

Если уж Малкольму захотелось связать его жизнь с англичанкой, хоть бы выбрал такую, которая не покрывалась бы мертвенной бледностью в присутствии мужчины, грозя вот-вот свалиться без чувств, похоже, она скорее умрет, чем позволит приласкать себя. Уж об этом-то старый сводник мог подумать. Так нет же, такие мелочи Малкольма ничуть не тревожили, и теперь Алисдер связан с бесчувственной холодной статуей, хотя она и была замужем не один раз.

Благодарение Господу, узы связывают их ненадолго. Надо все время помнить об этом. Однако безжизненное лицо Джудит вызвало в нем другие мысли, которые лучше вслух не высказывать. Видимо, ее волосы слишком уж сияли, даже в мрачности приближающейся бури, губы были слишком пухлы, а большая упругая грудь словно призывала ласкать и нежить, опровергая холодность женщины.

– Тебе не кажется, что мальчик слишком худ, Джудит?

Какой у него мягкий и вкрадчивый голос, нежный, словно бархат. Ветер трепал его волосы, загорелый торс великолепно смотрелся на фоне темных сгущающихся туч. Он казался Джудит божеством бури и гнева.

Она шагнула назад, совсем чуть-чуть, так, чтобы он не заметил, но он заметил. Заметил, как колыхнулись юбки, как учащенно забилось сердце, словно он коснулся ее не только в мыслях. Она стояла молча и неподвижно, но в воздухе повисла напряженность.

– Я думал, при виде младенца все женщины тают, и в них просыпается материнский инстинкт. Англичанки не такие, как все? Или это потому, что Дуглас шотландец? И для вас, англичан, – недочеловек?

Она не ответила, он схватил ее за руку и притянул к себе. Наверное, ей не следовало приближаться к нему, надо было вырваться. Тогда Джудит не почувствовала бы тепла его ладони, которая легла ей на руку, мягкости его кожи. Не ощутила бы ее так близко.

Алисдер с силой приподнял ее подбородок, пристально посмотрел в глаза и резко отпустил. Синие глаза Джудит оставались совершенно безжизненными. Возникало ощущение, будто у его жены-англичанки исчезла какая-то важная часть, будто она отгородилась от него невидимой стеной, оставалась недосягаемой, что бы он ни делал.

Ему захотелось разрушить это безжизненное, ничего не выражающее спокойствие. Любая эмоция лучше пугающей пустоты в глазах!