— Что молчите? Идите, мойте руки, и за стол!
Мы побежали к рукомойнику, но были перехвачены папой, который тоже вышел из кухни.
— Папка! — визжали мы, повиснув у него на шее.
— Ну и чумазые! — весело говорил папа, прижимая нас к себе, — идите, мойтесь! Видели, я сделал в саду летний душ? А то ноги у вас такие грязные, отруби, брось собаке, и то, есть не станет!
Наша собака насторожилась, оторвавшись от миски, и гремя цепью.
Мы освободились из папиных объятий, и побежали в сад.
— Котька, неси полотенце и чистые трусы, я пока помоюсь! — распорядилась Катя.
— Почему я? — возмутился я.
— Ты мальчик, или я? — спросила меня сестра, уже из-за занавески, выбрасывая мне трусики и маечку.
— Ну, Катя, вечно ты меня обижаешь, — надулся я, подбирая Катину одежду.
— Котичек, я не обижаю тебя, просто прошу помочь твоей любимой сестрёнке!
Я улыбнулся, и больше не обижался:
— Мама! — закричал я, — дай нам чистую одежду!
Мама уже давно приготовила нам сменку, она каждый вечер нас переодевала, каждый вечер мы приходили, вымазанные всем, что найдём на свалке, или на болоте. Всё нам было страшно интересно.
Помывшись, мы уселись за столом, где стояла большая сковородка с жареной картошкой, и куски жареной камбалы, на тарелке.
Давясь и обжигаясь, мы ели эту вкуснющую картошку, жареную на подсолнечном масле, и не менее вкусную толстую камбалу.
Потом напились чаю и стали засыпать на табуретках.
— Умаялись за день, мои котятки! — ворковала над нами мама, — Отец, бери Костю, отнесём в кроватки.
Сквозь сон я слышал, как нас перенесли в нашу комнату и уложили. Устроившись поудобнее под одеялом, я тут же заснул.
