Объектно-ориентированная онтология: новая «теория всего» - [16]

Повторюсь, единственным необходимым критерием для объекта в ООО является невозможность его редук-ции в обоих направлениях: объект — это больше, чем его части, и меньше, чем его последствия. Как мы видели, это не значит, что всегда легко определить, соответствует ли тот или иной кандидат на объектность данным критериям. Во время президентской кампании 2008 года в США ходило много разговоров о влиятельной группе, именуемой «футбольными мамочками»: это женщины из пригородов с детьми, с образованием выше среднего, с либеральными взглядами на общество, но склонные к поддержке жесткой политики в сфере национальной обороны. Проиграл ли Джон Маккейн выборы Бараку Обаме потому, что не смог заручиться достаточной поддержкой этих футбольных мамочек? Можем ли мы хотя бы быть уверены в том, что подобная группа когда-либо существовала хоть в каком-то осмысленном виде? Не существует способа знать наверняка, а также когда-либо быть уверенным в том, что наш супруг —это не правительственный агент, нанятый для того, чтобы за нами следить, как по некоторым сообщениям время от времени случалось в бывшей Восточной Германии. Мы можем обладать лишь разумной уверенностью, что определенные убеждения ложны, что существуют методы, помогающие нам с высокой степенью достоверности отделять объекты от псевдообъектов: некоторые из них — знакомые и давно применяющиеся методы, другие взяты из самой ООО.

Плоская онтология

Перед тем как перейти к завершению этой главы, будет полезно ввести термин «плоская онтология». Выше уже отмечалось, что онтология — это ветвь философии, имеющая дело с предельными вопросами о том, что такое реальность и вещи в ней. ООО использует данный термин в том же смысле, что и Деланда, отсылая к онтологии, которая исходнорассматривает все объекты одинаково, а не предполагает заранее, что разные типы объектов требуют совершенно разных онтологий. Заметьте, что современная философия (от Декарта в 1600-е годы до Бадью и Жижека сегодня) категорически не является плоской, так как предполагает строгое разделение между человеческой мыслью с одной стороны и всем остальным — с другой. Наряду с Деландой плоскую онтологию продуктивно использовал Леви Брайант (51). Этот термин ранее использовался британским философом науки Роем Бхаскаром, хотя и в прямо противоположном смысле (52). Как бы то ни было, ООО использует термин «плоская онтология» в позитивном смысле, как у Деланды, хотя следует также отметить, что ООО не считает плоскую онтологию абсолютным благом. Короче говоря, плоская онтология служит для фи-лософии хорошим стартом, но разочаровывающим финишем. К примеру, ранее в этой главе я приводил доводы в пользу того, что философия должна уметь говорить обо всем — о Шерлоке Холмсе, реальных людях и животных, химикатах, галлюцинациях, — не устраняя раньше времени некоторые из этих объектов и не ранжируя их нетерпеливо от более реальных к менее реальным. У нас могут быть предубеждения, заставляющие нас думать, что философия обязана иметь дело только с естественными, а не с искусственными объектами, которые должны быть отвергнуты по причине их нереальности. В этом, как и во многих других случаях, изначальная приверженность плоской онтологии есть полезный способ убедиться, что мы не зарылись в наши персональные предрассудки о том, что реально, а что — нет. И все же плоская онтология стала бы разочаровывающим завершением для любой философии. Если представить, что после пятидесяти лет философствования объектно-ориентированный мыслитель не сможет сказать ничего, кроме того, что «люди, животные, неодушевленная материя и вымышленные персонажи — все одинаково существуют», это будет означать, что никакого особого прогресса не случилось.

Короче говоря, от философии мы ждем рассказа о свойствах, присущих каждой вещи(everything), но также мы хотели бы, чтобы она поведала нам о различиях между разными видами вещей. Мне кажется, что все модерные (modern) философии слишком спешат начать со второй задачи еще до того, как они последовательно выполнят первую.

Как уже упоминалось, главное преимущество плоской онтологии заключается в том, что она предотвращает внешнее контрабандное проникновение в философию любой преждевременной таксономии. Доминирующей таксономией Средневековья, конечно же, было абсолютное различие между Творцом и Творением. Любая философия этого периода, которая попыталась бы создать «плоскую онтологию», одинаково относящуюся к Богу, людям и животным, оказалась бы на тонком льду с концептуальной, а возможно, и с правовой точки зрения. Атеистический, рационалистический современный философ сегодня легко смеется над погрязшим во мраке невежества Средневековьем с его рыцарями, монахами, феодалами и дуализмом Творца и Творения. Однако нововременная (modern) философия пользуется таким же ложным дуализмом (не все дуализмы плохие, они всего лишь ложные), просто вводя новую и столь же невероятную таксономию, состоящую из человеческой мысли с одной стороны и всех остальных вещей (everything else) Вселенной с другой. Хотя сейчас никого не посадят в тюрьму, не будут пытать или заживо жечь на кострах, опыт показывает, что в запасе есть и другие кары для тех, кто дерзнет бросить вызов этой модерной таксономии. Если вам не кажется правдоподобным, что люди, какими бы интересными мы сами себе ни казались, заслуживают того, чтобы полностью занять собой половину философии, тогда вы в одной команде с критикой модерной (modern) мысли объектно-ориентированной онтологией. Нет никаких сомнений в том, что люди — весьма примечательный вид живых су-ществ. Мы способны делать удивительные вещи, на которые кажутся неспособными даже растения и животные, не говоря уже о неодушевленной материи. Мы запустили космический корабль, расщепили атом, взломали генетический код — и это только последние наши достижения после тысячелетий, потраченных на открытие колеса, пивоварения, производства стекла, сельского хозяйства, использования огня, приручения домашних животных и разработку самых первых хирургических техник. Однако все эти удивительные вещи, даже если мы предположим, что животные не могут сделать почти ничего столь же сложного, а мы сами как вид, несомненно, представляем для самих себя особый интерес, не делают человека автоматически достойным того, чтобы присвоить себе половину всей онтологии. Тем не менее таков вердикт современной (modern) философии со времен Декарта и Канта, чьи идеи подразумевают, что мы не можем говорить о мире без людей или о людях без мира, но лишь об изначальной корреляции или взаимосвязи между ними: представление, справедливо раскритикованное Квентином Мейясу под вывеской «корреляционизма» (53).