Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта - [22]
наше собственное Я также является всего лишь еще одним феноменальным образом, порожденным нашим мозгом и помещенным в самый центр симуляции[141].
Как пишет один из самых известных сторонников данной теории Томас Метцингер,
Путем помещения Я-модели внутрь модели мира создается центр. Этот центр есть то, что мы переживаем в качестве самих себя, в качестве Эго. Это исток того, что философы называют взглядом от первого лица… Мы проживаем свои жизни, находясь в Эго-туннеле[142].
Эта виртуальная реальность представляет собой
симулирующую мир навигационную систему, которая информирует саму себя, где и когда появляется опасность или возможность, а затем соответствующим образом направляет собственное поведение к ним или от них[143].
Однако здесь необходимо сделать важное с точки зрения психоаналитической теории уточнение. Психоаналитическая интерпретация добавляет к этому тезису о виртуальности Я тезис о том, что измерение виртуального субъекта не ограничивается Я. Виртуальный субъект шире Я, и далеко не все его измерения вообще доступны для осознания, не все из них попадают в то, что Метцингер называет «Эго-туннелем». Сознательное Я человека — лишь часть его субъективного мира, по большому счету это Я почти всегда является ложным, скрывающим гораздо большие — бессознательные — психические пласты, к восприятию которых данный субъект в настоящий момент не готов. Поэтому, говоря о Я как ядре субъективной субъективности, я имею в виду утопическое (т. е., по сути, недостижимое) Я, генерирующее все то бесконечное множество содержаний, которое хотя бы потенциально может стать доступным для сознательного Я и которое хотя бы потенциально может быть структурировано и систематизировано в некое единое субъективное целое (то, что в юнгианской традиции принято называть «самостью» или неким высшим Я, и то, что подразумевается в известной фразе Фрейда «там, где было Оно, должно стать Я»).
Мы называем эти содержания субъективными, так как в объективной объективности они отсутствуют, они исчезают вместе с исчезновением самого субъекта. После того как монитор сознания гаснет навсегда, вместе с ним — по крайней мере, согласно натуралистическому взгляду на мир — гаснут и все субъективные содержания, до этого активно наполнявшие поле сознания.
Объективная субъективность
Однако здесь возникает логичный вопрос — зачем нужно это тавтологическое понятие «субъективной субъективности»? Почему бы не назвать описываемый феномен просто субъективностью без дополнительного удваивающего прилагательного? Эта тавтология необходима нам для того, чтобы органично ввести следующий элемент субъективной реальности, который, собственно, и является центральным для нашего рассмотрения. Речь идет об объективной субъективности.
Объективная субъективность — это наиболее любопытный элемент субъективной реальности. И одновременно наиболее парадоксальный. Действительно, как нечто объективное может быть одновременно субъективным? И наоборот, как нечто субъективное может быть одновременно еще и объективным? Объективная субъективность относится именно к субъективности в силу того, что она — равно как и субъективная субъективность — не является частью объективной объективности, т. е. она не может быть обнаружена нигде в объективной реальности. То есть объективно ее не существует, в отличие, например, от того дерева, которое растет за моим окном и которое, скорее всего, никуда не исчезнет, даже если в результате катаклизма на земле не останется ни одного человека. Объективная субъективность называется нами объективной, так как она существует вне и помимо субъективной воли человека.
Объективная субъективность — это по-настоящему парадоксальный элемент структуры субъекта. Это то, что находится между субъективной объективностью и субъективной субъективностью. Это не часть субъективной объективности, так как она никоим образом не связана с объективной объективностью, мы не можем найти никаких элементов объективной объективности, преломлением которых эта субъективная объективная является. Но одновременно ее нельзя назвать и частью субъективной субъективности, так как она не является элементом осознанного отношения человеческого Я к субъективной объективности. Объективная субъективность находится между субъективной объективностью и субъективной субъективностью, являясь важнейшим элементом структуры человеческой субъективности.
Я назвал объективную субъективность важнейшим элементом структуры, так как, по сути, эта объективная субъективность и является тем, что определяет структуру субъекта. Причем как субъекта в широком смысле слова, так и субъекта в узком смысле слова. Объективная субъективность применительно к субъекту в широком смысле этого слова — это те самые кантовские трансценденталии, о которых речь шла выше и которые представляют собой те недоступные для восприятия сваи, на которых держится вся конструкция субъективной объективности. Объективная субъективность применительно к субъекту в узком смысле этого слова — это те недоступные для восприятия трансцендентальные сваи, на которых держится субъективная субъективность и которые накладываются на субъективную объективность как бы поверх нее, как бы вторым слоем. Далее — кроме тех случаев, когда это будет оговорено особенно, — мы будем говорить об объективной субъективности именно применительно к субъекту в узком смысле этого слова.
Дмитрий Александрова Узланер – кандидат философских наук, психолог. Научный сотрудник РАНХиГС и МВШСЭН. Преподает теорию психоанализа в Высшей школе экономики. Данная работа основана на лекционном курсе «Введение во вселенную Жака Лакана (1901—1981)», который был создан в 2020 г. и который читался автором в ряде высших учебных заведений Москвы – в частности, Высшая школа экономики, Институт психоанализа на Чистых прудах. «Жак Лакан: введение» поможет читателю прийти к базовому пониманию лакановских теорий, проследить основной ход его мысли. Для широкого круга читателей.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
Понятие «человек» нуждается в срочном переопределении. «Постчеловек» – альтернатива для эпохи радикального биотехнологического развития, отвечающая политическим и экологическим императивам современности. Философский ландшафт, сформировавшийся в качестве реакции на кризис человека, включает несколько движений, в частности постгуманизм, трансгуманизм, антигуманизм и объектно-ориентированную онтологию. В этой книге объясняются сходства и различия данных направлений мысли, а также проводится подробное исследование ряда тем, которые подпадают под общую рубрику «постчеловек», таких как антропоцен, искусственный интеллект, биоэтика и деконструкция человека. Особое внимание Франческа Феррандо уделяет философскому постгуманизму, который она определяет как философию медиации, изучающую смысл человека не в отрыве, а в связи с технологией и экологией.
Рынок искусства – одна из тех сфер художественной жизни, которые вызывают больше всего споров как у людей, непосредственно в нее вовлеченных, так и у тех, кто наблюдает за происходящим со стороны. Эта книга рассказывает об изменениях, произошедших с западным арт-рынком с начала 2000‑х годов, о его устройстве и противоречиях, основных теоретических подходах к его анализу. Арт-рынок здесь понимается не столько как механизм купли-продажи произведений искусства, но как пространство, где сталкиваются экономика, философия, искусство, социология.
Книга посвящена конструированию новой модели реальности, в основе которой лежит понятие нарративной онтологии. Это понятие подразумевает, что представления об истинном и ложном не играют основополагающей роли в жизни человека.Простые высказывания в пропозициональной логике могут быть истинными и ложными. Но содержание пропозициональной установки (например, «Я говорю, что…», «Я полагаю, что…» и т. д.), в соответствии с правилом Г. Фреге, не имеет истинностного значения. Таким образом, во фразе «Я говорю, что идет дождь» истинностным значением будет обладать только часть «Я говорю…».Отсюда первый закон нарративной онтологии: мы можем быть уверены только в том факте, что мы что-то говорим.
Взаимоотношения человека и природы не так давно стали темой исследований профессиональных историков. Для современного специалиста экологическая история (environmental history) ассоциируется прежде всего с американской наукой. Тем интереснее представить читателю книгу «Природа и власть» Йоахима Радкау, профессора Билефельдского университета, впервые изданную на немецком языке в 2000 г. Это первая попытка немецкоговорящего автора интерпретировать всемирную историю окружающей среды. Й. Радкау в своей книге путешествует по самым разным эпохам и ландшафтам – от «водных республик» Венеции и Голландии до рисоводческих террас Китая и Бали, встречается с самыми разными фигурами – от первобытных охотников до современных специалистов по помощи странам третьего мира.