Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России - [8]

Думаю, что казалось бы неожиданные черты в поведении возникали вовсе не из ниоткуда, они присутствовали в личности в скрытом, замаскированном виде и историческая ситуация просто способствовала их проявлению. Эти черты представляли собой одну из теневых идентичностей человека. И в этом отношении пример некоторых бывших комсомольских и партийных работников особенно показателен. Как сказала Светлана Алексиевич: «Главные, кто ограбил народ, — это комсомольская и партийная верхушка. Не откровенные бандиты, <…>, а именно вот эти — они оказались психологически готовы»[10].

Если говорить о 90-х, то карикатурным олицетворением успешного человека, занимающего ведущие позиции в новом социуме стал образ «нового русского», т. е. образ человека крайне ограниченного и недалекого, ориентированного на чувственные удовольствия и «понты», но напористого и сверхпрагматичного в меркантильном плане, — этакое воплощение невежды и хама, который благодаря игре судьбы вдруг стал королем жизни. Но, безусловно, это был только один из типов людей.

Типичный стиль одежды «нового русского»

В эпоху 90-х человек жил в состоянии неопределенности и поэтому ничего не планировал на длительную перспективу. Все ранее скрепляющие его мировоззрение советские идеологемы рухнули, что не удивительно в период чрезвычайной экономической нестабильности, и главными ценностями стали ценности материального благосостояния. Также ушли в прошлое нормы коллективизма.

В целом, для россиянина 90-х были характерны отсутствие длительной перспективы в планировании, ориентация на быструю выгоду, крайний индивидуализм («каждый сам за себя»), примат материальных ценностей в сознании, недоверие к государству, скрытность во всем, что касается бизнеса и финансовых вопросов (т. к. окружающие представляли потенциальную угрозу), связанная с этим повышенная агрессивность, ослабление, если не исчезновение, моральных регуляторов или замещение их на нормы поведения одобряемые в криминальном мире. Во внешнем поведении «крутизна» ассоциировалась с наглостью и нахрапистостью. Из положительных характеристик можно отметить, что человек 90-х — это человек инициативный, человек-предприниматель и человек, который перестал бояться выражать себя, говорить то, что думает (если это не касалось деталей его бизнеса).

Человек второй половины 00-х в некотором смысле противоположность человеку 90-х, он представляет из себя по большей части спокойного гедониста, прагматика, стремящегося к всевозможным удовольствиям, планирующего стабильную карьеру. Круг его интересов сосредоточен на личной жизни, семье, если она есть, потреблении и стабильном положении в обществе, которое реализуется через карьеру в крупной компании. В общем, и для россиянина 90-х и для россиянина 2000-х материальное благосостояние являлось ведущей ценностью, но представления о способах его достижения изменились: для первого — это независимое индивидуальное предпринимательство, собственный или семейный бизнес, для второго — принадлежность к крупной корпорации. Человек 00-х аполитичен, социально ленив и пассивен, как и подобает обычному обывателю, но в то же время прагматичен и достаточно миролюбив.

В 2011—12 гг. промелькнул образ человека, который стремился к честным отношениям с властью, соблюдению своих прав, но вскоре он ушел на задний план общественной сцены, быстро растворяясь в анонимной массе.

С весны-лета 2014 года на публичной авансцене мы наблюдаем уже другого человека — человека одержимого нелепыми сверхценными идеями, эмоционально возбудимого и агрессивного. Если кратко описать последовательность этих метаморфоз, то человека 90-х я бы назвал «антисоциальным», человека 00-х гедонистическим, а человека 14—15-го годов «психотическим» (конечно не в строгом клиническом значении этого слова). Возникает вопрос как в целом разумный и миролюбивый человек в одночасье мог превратиться в злобного параноика? Далее в книге я попытаюсь проанализировать причины и условия, которые привели к этой метаморфозе.

Часть 2. Страх и ненависть в России 2014–2015 годов

Толпа никогда не стремилась к правде; она отворачивается от очевидности, не нравящейся ей, и предпочитает поклоняться заблуждению, если только заблуждение это прельщает ее. Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем; кто же стремится образумить ее, тот всегда бывает ее жертвой.

Г. Лебон «Психология народов и масс»

Все пришло к кризису, которого нельзя постигнуть из единого основания и поправить дела, но можно постигнуть, перенести и преодолеть, как нашу судьбу.

К. Ясперс «Духовная ситуация эпохи»

Социальные процессы и психиатрия

Периоды интенсивного воодушевления и единения на основе каких-либо религиозных или политических идей в больших социальных группах, нередко приводящие к вспышкам чудовищного насилия и другим деструктивным последствиям, неоднократно случались в истории. Русский психиатр В. Х. Кандинский еще в 19 веке назвал их «массовыми психическими эпидемиями». Кандинский писал: «Болезни, поражающие сразу множество людей называются повальными или эпидемическими болезнями <…> Не одни только телесные болезни способны к эпидемическому распространению; болезни души, психические расстройства также нередко принимают эпидемический характер. История человечества, история обществ представляет нам ряд длинный, можно сказать, непрерывный ряд примеров, в которых известные побуждения и стремления, известные чувства и идеи охватывают сразу массу людей и обусловливают, независимо от воли отдельных индивидуумов, тот или другой ряд одинаковых действий. При этом двигающая идея, сама по себе, может быть высокою или нелепою, чувство и стремление могут не выходить из границ физиологических, но могут быть также необычайными и анормальными, совершенно изменяющими прежний, нравственный и умственный характер людей. К таким примерам морального и интеллектуального движения масс, порою принимающего форму резкого душевного расстройства, мы совершенно вправе приложить название «душевные эпидемии». Аналогия с телесными эпидемиями здесь полная. Подобно контагию оспы или сыпного тифа, душевная зараза от одного человека передается к другому, к третьему, воспроизводится здесь и из этих вторичных фокусов заражения распространяется с новой силой далее, захватывая все большую и большую массу людей, до тех пор, пока будет находить благоприятную для себя почву. Оспа и чума уносили прежде тысячи и десятки тысяч жертв и опустошали целые страны. Душевные эпидемии не менее губительны. Проходит время невольного душевного расстройства, время коллективного увлечения и страсти, и вернувшиеся к рассудку люди обычно не могут понять своих прошлых ошибок.»