Обаламус - [60]

— Товарищ лейтенант, — раздался из-за двери голос Холопушина. — Влажность девяносто восемь процентов. Дымка. Видимость два километра.

Я вышел из каптерки в кабинет.

— Из соседей кто-нибудь летает?

— Нет, после нас почти сразу все по грозе закрылись.

— Передавай изменение фактической погоды. Тебе днём поспать удалось?

— Да, пару часов урвал перед обедом.

— Тогда работай. В четыре утра разбудишь меня и Салаженцева.

Я вернулся в каптерку, рухнул на кровать. И тут же вырубился.

45

Васильченко держал всех в полной готовности несмотря на нелётную погоду. Мои доклады он выслушивал каждые полчаса. Сегодня в шестой эскадрилье у двух инструкторов заканчивались минимумы погоды. Нужны были всего сорок минут для того, чтобы они успели проскочить.

— Ну что там с туманом? — спросил САМ, с видимой неохотой оторвавшись от шахматной доски.

— Туман рассеивается, товарищ полковник, — доложил я. — Но в ближайший час будет низкая облачность. Пять-семь баллов, высотой пятьдесят-сто метров. Поднимется до ста-двухсот только к одиннадцати. А дальше начнёт очень быстро развиваться кучевка. С двенадцати часов по району ливневые дожди, с двенадцати тридцати — с грозами. В облаках с одиннадцати-тридцати болтанка и обледенение.

— Слыхал?! — обратился САМ к Цылюрикову. — Что со сменой делаем? Разведкой будешь рисковать или полётами?

— Да, шаманов послушаешь: грозы триста дней в году греметь должны, — ответил ИО комэска. — А туман: вот он, на полосе лежит!

Ну, не скотина ли?! Ведь даже идиоту ясно, что на разведку майору лично лететь, и потому он тумана утреннего, от которого через час даже следа не останется, больше всех и всяческих гроз боится. И ведь никогда не пропустит случая если уж не себя похвалить, то хотя бы соседа обругать ненавязчиво! Этим он сильно походил на Гену Лущенко, сокурсника и сослуживца по Пущинской экспедиции. Кого Цылюрикову напоминал я, не имею представления, но антипатия давно уже была взаимной.

— Ну, гляди!.. Твои инструкторы без минимумов останутся в случае чего! — фыркнул в ответ Васильченко. — Шах! И мат! Следующий!

САМ был из крестьян, образование — два класса и военное училище, как любил он пошутить под настроение. Но в шахматы играл на высшем уровне. Следующим был Кошка. Связист продержался меньше минуты. Васильченко обвёл взглядом комнату.

— Серов, — вдруг окликнул меня он. — Кончай туманы гонять, иди сюда, сыграй с подполковником.

— Да, я же вам на один зуб! — говорю. — Только если фору дадите!

— Какую фору? — в притворном удивлении поднимает САМ плечи.

— Дык… Максимальную! — отвечаю: уж наглеть, так наглеть.

— Ладно, получай самую-самую!.. — соглашается благодушный победитель, убирая с доски ферзя и обеих ладей.

И мы стали играть. Используя громадное преимущество в фигурах, я начал «жрать» пешки противника, не давая ему выстроить жесткую оборону. И статегия эта какое-то время имела успех. Количество фигур противника стремительно уменьшалось. Но Васильченко невозмутимо продолжал партию. И в тот момент, когда я уже считал свое положение близким к победе, он бросил вперёд слона и двух коней. Мат в три хода.

— Следующий!

Слава сражался больше двадцати минут и умудрился свести партию к ничьей. Васильченко смёл шахматы с доски и выглянул в окошко.

— Ага, вот и туман рассеивается. Серов, мне кажется, или видимость уже полтора километра на полосе.

— Так точно, полтора, товарищ полковник! — ответил я, сделав шаг к ИВО. — Облачность самь баллов на высоте восемьдесят метров. Через полчаса, максимум — час, жду сто пятьдесят на три. Но кучевка после одиннадцати будет расти очень быстро.

Я протянул ему бланк прогноза на разведку погоды. САМ прочитал его, расписался и передал Цылюрикову.

— Ознакомься, разведчик! — усмехнулся он, оглядывая заполненную народом комнату. — Все по местам, начинаем!

Цылюриков затянул взлёт ещё почти на час. Подынверсионная[69] облачность за это время успела рассеяться, но начала образовываться кучёвка на высоте триста метров. И росла она со скоростью схода снежной лавины, только не вниз, а вверх… К возвращению разведчика на экране локатора появились засветки от грозовых облаков.

— Ты соображаешь, что творишь?! — орал Цылюриков в комнате метеослужбы. — Меня там при посадке чуть по полосе не размазало! Ты не имел права разрешать разведку в условиях такой болтанки?

Внутри всё клокотало от возмущения, но виду я старался не показывать: обрабатывал карты, заполнял бланки, записывал в журнал данные запасных аэродромов. Майора это, конечно, бесило… Вот только сделать он ничего не мог! Подчинялся я напрямую Васильченко. А комэска дежурному синоптику — не начальник. Возможно, сиди сейчас на моём месте другой лейтенант, Цилюриков уже давно полез бы в драку. Настроение у него для этого было — в самый раз. Но майор видел мои спарринги с Виктором и Славой. И понимал, чем может закончиться попытка добиться превосходства с помощью кулачного права.

— Вы читали прогноз погоды, товарищ майор? Там было черным по белому написано: в облаках с одиннадцати-тридцати сильная болтанка и умеренное обледенение. Какие претензии?

— Ты должен был запретить полёты, шторм написать!